– Пианино? Вы умеете играть?

– Хм… Десять лет обучения и еще тринадцать лет практики… Наверняка парочку детских произведений получится исполнить для вас.

После того, как незапланированное представление закончилось, племянница Бенедикта наградила меня восторженными аплодисментами, а я, под возмущения старухи за стеной, попросил Анну продемонстрировать ее умение играть, отчего женщина растерялась и в одночасье впала в подавленное состояние.

– Что же вы? Настоящий артист не побоится показать другим свой талант.

– У меня нет навыков игры, – ответила она, задумчиво проведя рукой по инструменту. – Я не умею читать ноты с листа.

– Как же так? А как вы поете?

– Запоминаю на слух, как исполняют другие.

Миссис Гамильтон виновато пожала плечами, словно ей было очень стыдно за отсутствие у нее навыков.

– Неужели и подыграть себе не сможете? Хотя этого следовало ожидать. Сейчас, как правило, в театры берут всех, у кого есть малое – умение владеть голосом. Почему-то его теперь считают самой важной частью, при том, что профессия оперного певца подразумевает многоплановость. Большинство постановок в наше время отвратительны, невозможно разобрать ни одного слова из уст ложных мировых звезд, имеющих явные проблемы с артикуляцией и дикцией, но удачно нашедших спонсоров для продвижения личной никчемности в массы. Ведь чем больше кривляешься, тем больше нравишься толпе. Да, миссис Гамильтон?

В силу малого ума женщина не поняла, что мои слова косвенно касались и ее самой, поэтому она согласилась со мной, также выразив огромное недовольство тем, что происходит за кулисами театров, и совершенно нелепым монологом поразмышляла о грядущем исчезновении драматургии и избавлении зрителей от глубоких чувств в угоду игре по определенным инструкциям.

Анна достала из сумки бутылку дорогого вина.

– Вы не возражаете, если во время разговора ваш собеседник будет отвлечен на важное дело? – поинтересовался я и сел за стол, доставая химикаты и прочие предметы для создания дымовых шашек. – К слову, хорошо, что вы сами пришли. Я собирался навестить мистера Мура и поговорить с вами.

– Неужели я вам так понравилась?

– Не в этом дело. При первой нашей встрече ваше лицо показалось мне знакомым. Я поискал в газетах информацию о вас и, к сожалению или к счастью, нашел. Жаль только, что вы упомянуты под другим именем и не в колонках, связанных с театром и оперой. Скажите, ваш дядя осведомлен о жизни своей племянницы вне закона?

– Опять несете откровенную белиберду? – оскорбленно ответила она, перестав улыбаться. – Ни разу в жизни мною не нарушались никакие правила!

– Говорят, что следует бояться хороших, ведь они скрывают больше всех, – сказал я, вытащил газету, заткнутую за ремень, и бросил ей под ноги. – Афера, совершенная восемь лет назад. Вы подделали имя, назвали себя оставленной дочерью известного английского промышленного предпринимателя и, используя фальшивый вексель, успели снять десятки тысяч фунтов, прежде чем вас раскрыли. В тот год у Бенедикта умер новорожденный ребенок, отчего он был долгое время погружен в себя, поэтому газеты не читал и ничем не интересовался. Спрашиваю еще раз: вы сообщали дяде о своем прошлом?

– Я сделала все это исключительно ради семьи, ради своей труппы! Как только в Санкт-Петербурге вспыхнули эпидемии скарлатины и дифтерии, люди перестали посещать театры и другие общественные заведения. На тот момент я являлась свободной женщиной без финансовой поддержки. Труппа практически разорилась и предложила мне стать соучастницей. Мы придумали историю и жизнь, которые нужно было просто отыграть, с чем мне не удалось справиться. Отсидев срок, изменив внешность и сильно похудев, вернув себе настоящее имя и выйдя замуж, я вновь собрала свой старый коллектив. Мы решили начать все с чистого листа. А дядя… он знает.

– Нет, не знает, миссис Гамильтон. Бенедикт старается держать репутацию своей семьи на высоте и никогда бы не впустил в дом человека, чье прошлое связано с криминальной жизнью, даже если это родственник, – ответил я, отвлекаясь от работы, чтобы посмотреть в сторону женщины. – Что будет, если рассказать ему?

Женщина засунула руку в сумку, что-то сжала в ней и стала медленно подходить, скрипя просохшими досками пола.

Когда расстояние уменьшилось настолько, что Анна почти нависла надо мной, я встал, а она быстрым движением руки вынула из сумки штопор и приставила его к моему животу.

– Вы считаете, что не в моих силах снова сесть за решетку? А? – сквозь зубы, но довольно внятно произнесла Анна. – Думаете, что я снова не смогу выщипывать перья и изготавливать щетки, мистер Брандт?

Пытаясь перебороть охватившее меня сильное беспокойство и остаться в состоянии хладнокровия, я сделал вид, что не боялся ее, хотя чувствовал неприятный озноб по всему телу. Анна выглядела страшнее и убедительнее представителей лондонских синдикатов.

– Если вы ничего не боитесь, – деланно холодно сказал я, отводя штопор в сторону, – то почему не прикончите своего нищего мужа-ревнивца за ненадобностью? Почему продолжаете мучиться от его преследований?

– Он пообещал собрать вторую часть суммы, добавить ее к деньгам моего дяди, оплатить переезд труппы и организацию выступления.

– Миссис Гамильтон, вы вновь создали себе запутанную историю и вскоре, если не будете обращать внимание на детали, обретете провал, как восемь лет назад.

– Что вы имеете ввиду?

– Когда вы посетили меня в ванной, то обмолвились, что будете встречать своего мужа в городском порту, что странно. Письмо от него прислано из Портсмута и добираться до Лондона он должен был поездом. Кого вы ждали?

– Свою труппу.

Ее лицо наморщилось глубокими складками, собравшись в отвратительную гримасу, полную чем-то малоприятным и злым, но при этом она скептично молчала, ожидая, что я ей отвечу.

– После того, как срок наказания за кражу истек, мать не приняла вас обратно в семью, оставив без средств к существованию с убыточным делом в виде театральной труппы. Вы выскочили замуж за старого юриста, готового на все ради своей молодой возлюбленной, и разорили его. В это же время каким-то образом вы узнаете, что Бенедикт собрал приличную сумму для поездки в Швейцарию, поэтому просите его и своего мужа последний раз профинансировать постановку в Лондоне, заверив в ее успехе. Как давно живете в Бирмингеме?

– Дядя сам рассказывал о лечении в письмах, – ухмыльнулась она. – Никогда не была в этом городе.

– Бывали, – ответил я, выхватил штопор из ее рук и пошел открывать вино. – Изначально мне показалось, что вы не сильны в английском языке, знаете мало слов, поэтому так долго соображаете, но сейчас, когда вы были злы и не следили за своим произношением, то наружу вырвался специфичный, имеющий звонкие окончания