Наконец он поднял голову, испытующе посмотрел на Главюгзапа.Прислушался к внутреннему голосу.

Медленно кивнул.

– Хорошо. Действуйте.

Игривое апрельское солнце пускало зайчики по всеммало-мальски блестящим поверхностям: полированному столу, хрустальнойчернильнице, стеклу на портрете государя императора. Это озорничало приоткрытоеокно, откуда в комнату поддувало свежим ветерком. Он покачивал раму,непоседливые пятна яркого света заставляли Козловского жмуриться, мешаликонцентрации.

А разговор был совершенно исключительной важности.Главнокомандующий начал с того, что коротко и сухо выразил удовлетворениеработой контрразведочного управления, однако прозвучало это совсем непоощрительно, а скорее угрожающе, ибо закончил свою преамбулу генерал словами:«Но для задачи, которую я перед вами поставлю, обычной старательности иисправности будет недостаточно».

Подполковник знал, о чем пойдет речь. О грядущемнаступлении. После возвращения из Могилева главком неделю почти не выходил изкабинета, только адъютанты с воспаленными от бессонницы глазами бегали взад-вперед– то на телеграфный пункт, то к радистам. Его высокопревосходительство водиночку колдовал над планом операции. Первый, кого он к себе вызвал послеворожбы, был начальник контрразведки. Едва войдя в кабинет, князь сразупоглядел на стену, где висела карта фронта, но сегодня она была задвинуташторками.

– Говорят о наступлении? – вдруг спросил главком. – Ввойсках?

– Так точно, ваше высокопревосходительство.

Отвечая, Козловский сделал попытку подняться, но генералткнул в него пальцем – будто пригвоздил к креслу.

– Это хорошо. Повышает боевой дух. И плохо – противникнасторожился. Удесятерит разведывательную активность. Учитывая ограниченностьимеющихся в моем распоряжении ресурсов, главную ставку я делаю на факторвнезапности…

Подполковник понял, что беседа дошла до главного,подобрался.

– Все предыдущие попытки наступления проваливались из-затого, что противник заранее знал направление наших ударов. Если и в этот раз неудастся соблюсти секретность, нас разобьют. Положу сотни тысяч людей, а результатане добьюсь.

«Старик» говорил очень спокойно, тихо. У него была репутациясухаря, человека холодного и резкого. Штабные леденели под взглядом егомедленных голубых глаз. Уважать уважали, но не любили. Гневаясь, генералникогда не кричал – наоборот, понижал голос. Говорили, что и с высочайшимначальством он не церемонничает.

– Ваше управление должно обеспечить подготовке идеальноеприкрытие.

Он приподнял брови, позволяя задать вопрос.

– Ваше высокопревосходительство, после того как меня…перевели сюда из Петрограда, – не совсем ловко выразился Козловский, имея ввиду кадровую чехарду, случившуюся зимой после смены руководства контрразведки,– я сумел перетянуть на наш фронт лучших своих сотрудников. Уверен, что мысправимся с любой задачей. Однако я должен хорошо понимать ее конкретноесодержание.

– Разумеется.

Главком встал и подошел к карте. Раздвинул занавески.

С изумлением князь увидел, что красных флажков, которымиобозначается направление ударов, что-то слишком много.

– Завтра начинается подготовка на 25 участках моеготысячеверстного фронта. Инженерно-саперные работы, движение войск, всевозможнаяактивность. Цель сей суеты – сбить противника с толку. Гетцендорф не будетзнать, к какой точке ему стягивать резервы. Этого пока никто кроме меня незнает. – «Старик» вздохнул. Ткнул указкой в один из флажков и неохотнопроскрипел. – Участок номер 12. Мы ударим здесь. Теперь это известно двоим: мнеи вам. Завтра я посвящу в тайну начальника штаба и четырех генералов, которые возглавятпрорыв. Дальнейшее расширение круга посвященных не предусмотрено. Вплоть до дня«Минус Два».

Козловский сделал движение – чуть приподнялся. Это означало:не понял?

– День «Минус Два» – 48 часов до начала наступления. Время,необходимое для размещения на огневых позициях тяжелой артиллерии и переброскиподкреплений на передовую. За двое суток австрийцы, даже зная, откуда мыударим, серьезных резервов подтянуть все равно не успеют. Теперь ваша задачаясна?

– Так точно. Отвести подозрение от участка 12.

– Но учтите: ваши люди не должны проявлять там никакойподозрительной активности. Нельзя резко увеличивать личный состав. Привлечениекадров со стороны может быть лишь самое минимальное, не бросающееся в глаза.Вам самому там появляться не следует. Разве что очень коротко, для видимости,как бы с обычной инспекцией. Понимаю, что все эти ограничения усложняют вашуработу. Однако у противника прекрасно налажена разведка во фронтовой полосе и внашем ближнем тылу. Малейшая неосторожность чревата катастрофой.

Уяснив задачу, князь дальше слушал вполуха. Про австрийскуюразведку и меры маскировки он, слава Богу, знал побольше еговысокопревосходительства и уже начал прикидывать, как все устроить и комупоручить.

В дверь постучали. Заглянул старший адъютант, немолодойполковник.

– Ваше высокопревосходительство, вы велели предупредить…

Генерал досадливо скривил губы.

– Уже здесь? Ее императорское величество пожаловали.Пожелали оказать честь личным посещением.

Князь почтительно склонил голову. О приезде ее величестваон, разумеется, знал. Царица объезжала эвакогоспитали на собственном санитарномпоезде. Неудивительно, что изволила посетить и Главюгзапа.

– Как не вовремя! Мы с вами не закончили. – «Старик» показалв дальний угол. – Встаньте вон там. Долго это не продлится.

С тех пор, как государь, следуя голосу сердца и своемуБожественному предназначению, лично возглавил обескровленную армию державы иперенес резиденцию в Могилев, управлением огромной империей занималась царица.Ей делали доклады руководители гражданских ведомств и губернаторы. Организациейтыла тоже ведала она. Все эти многотрудные обязанности ее величество исполняластарательно, с истинно немецким прилежанием и истинно православной верой вПромысел Господний, но по-настоящему государыне давало отраду лишь попечениенад ранеными воинами.

Еще в начале войны она и ее старшие дочери прошли курсмедицинского обучения и работали сестрами милосердия, не страшась крови игрязи. Лечебные учреждения, созданные императрицей, почитались образцовыми. Итеперь, когда царица чувствовала, что изнемогает под бременем государственныхзабот, единственный отпуск, который она себе позволяла, заключался винспекционных поездках по фронтовым госпиталям.

Всякую другую монархиню, столь самоотверженно трудящуюсяради отчизны, в народе бы боготворили. Но у ее величества не было дара вызыватьлюбовь подданных. Все ее поступки истолковывались превратно, в самомблагородном деянии видели лишь позу и фальшь.