Подполковник Козловский никогда не наблюдал императрицувблизи, даже когда служил в гвардейской кавалерии. Поэтому, забравшись в уголкабинета и постаравшись слиться со шторой, он воззрился на открытую дверь слюбопытством.

Послышался сдержанный гул голосов. Летящим шагом, которыйдолжен был знаменовать решительность и целеустремленность, вошла государыня.Она была в наряде милосердной сестры, с большим, но очень простым меднымкрестом на груди.

Главком склонил голову. Козловский вытянулся и спряталпалку, чтоб не бросалась в глаза. Он стеснялся своей хромоты.

Впрочем, августейшая особа в его сторону не посмотрела.

– Здравствуйте, милый, здравствуйте, – сказала она генералус легким акцентом, но с совершенно русскими интонациями. – Ну что вы…

Это она не позволила поцеловать себе пальцы – взяла главкомаобеими руками за кисть и прижала ее к своему сердцу.

– Знаю, всё знаю. Великую на себя ношу взвалили, храни иоберегай вас Господь!

Притянула плохо гнущегося генерала к себе, поцеловала в лоб.

«Зачем уж так-то?» – подумал подполковник. И заключил:«Хочет быть душевной, по-русски. Старается». И стало ему вдруг жалкоповелительницу империи.

«Старик», деревянная душа, ни польщенным, ни растроганным невыглядел. Мог бы хоть видимость изобразить, из уважения к сану и полу. А он:

– Ваше величество, стоило ли утруждаться. Я бы сам явился квам в вагон. Вот только дела срочные завершил бы…

В дверях и коридоре стояла многочисленная свита: военные вбольших чинах, какие-то штатские господа, дамы.

– Дорогой вы мой, разве сейчас до церемоний? – сердечномолвила императрица. – Ну рассказывайте, что у вас происходит? Что наступление?

Обернувшись, она подала знак, и сопровождающие попятились.Адъютант снаружи прикрыл дверь.

– Я молюсь за успех вашего великого начинания денно и нощно!Как движется дело?

– Готовлюсь, ваше величество, – коротко ответил генерал.

Царица увидела карту с флажками. Подошла.

– Куда ударите? На Львов? На Перемышль?

Главнокомандующий изобразил простодушие – эта мина на егонадменном лице выглядела крайне неубедительно.

– Пока еще не определился. Вот, сами изволите видеть: ведуразведку на двадцати пяти участках.

Козловский не поверил собственным ушам. Лгать государыне?Невообразимо!

– А когда решите?

– За 48 часов до начала операции, – сказал он твердо и неотвел глаз от ее пристального взгляда.

После некоторого замешательства она спросила:

– Разве так бывает? Вы, верно, к чему-то все-такисклоняетесь?

– То к одному, ваше величество, то к другому.

Ее величество вспыхнула. На бледных щеках проступиликрасноватые пятна. С лица сползло выражение сердечности, и оно сразу сталоболее естественным. Неприязненно, с горькой обидой царица смотрела наполководца. Козловский переступил с ноги на ногу, ему хотелось провалитьсясквозь землю, только бы не присутствовать при затянувшейся мучительной паузе.

Движение привлекло внимание императрицы. Она взглянула нанезнакомого офицера. Он щелкнул каблуками – кивнула. Представлять подчиненногоглавком не стал, ибо невелика птица.

– Всеподданнейше признателен за высокую честь, – сказалСтарик тоном, означавшим: шли бы вы с Богом, ваше величество, мешаете работать.

Князь снова поежился. А императрица – вот что значитвыдержка и королевское воспитание – улыбнулась грустно и снисходительно. «Знаю,что меня не любят, – значила улыбка, – но Господь вам всем судья».

Из подвешенного к поясу ридикюля она вынула образок нацепочке.

– Вы заняты, не стану больше отнимать у вас времени. Я,собственно, хотела лишь вручить вам образок святого Николая-чудотворца. Пустьон принесет вам победу.

Императрица повесила иконку на шею почтительно склонившемусягенералу, вновь поцеловала его в лоб, но губами не коснулась. Перекрестила,повернулась, вышла.

Страдая за нее всем сердцем, подполковник как можно громчещелкнул каблуками и вытянулся прямее собственной трости. Не из угодливости, ажелая хоть как-то загладить грубость начальника. Но царица шла к двери, низкоопустив голову, и на офицера не смотрела.

– Все ей надо знать, – проворчал главком, когда они сКозловским остались наедине. – Чего захотела! Направление удара ей сообщи.

– Но ведь императрица! – не сдержался князь.

И немедленно за это получил.

– Хоть сам император, – ожег его ледяным взглядом «Старик».– Вы плохо меня слушали, подполковник. О направлении удара до самого последнегомомента будут знать лишь семь человек: вы, я, начальник моего штаба,командующий и начштаба Восьмой армии, командир ударного корпуса и начальникартиллерии. Ясно?

– Так точно, ваше высокопревосходительство!

– Ну, и еще Николай-чудотворец, разумеется. – Главком скосилглаза на образок, поцеловал его и убрал под китель. – Но довольно лирики.Смотрите вот сюда. – Указка уперлась в точку с надписью «мест. Русиновка». –Именно на этом десятикилометровом отрезке близ местечка Русиновка мысосредоточим всю мощь артиллерии и наш ударный кулак. Я выбрал участок фронта,занимаемый «швейцарской» дивизией, потому что у австрийцев она считаетсянебоеспособной и оборона там слабо эшелонирована.

От груза новостей, от нервной сцены, свидетелем которой онтолько что стал, Козловский несколько смешался. «Какой еще швейцарской? –подумал он. – Швейцария вступила в войну и прислала нам дивизию? Не может быть,я бы знал!»

– Виноват?

– 74-ой пехотной, – нетерпеливо пояснил генерал.

Князю стало стыдно собственной несообразительности. 74-аяпехотная дивизия была укомплектована из питерских швейцаров и дворников,которых на исходе второго года войны мобилизовали в действующую армию. Про этосоединение рассказывали, что окопы там чисто выметены, в блиндажах и землянкахни соринки. Везде царит идеальный порядок. Только в атаку дивизия ходить нелюбит. «Ура!» кричит громко и дружно, а из траншей не вылезает.

– В последние двое суток «швейцаров» мы выведем в резерв, авместо них запустим гренадеров и сибирцев, – продолжил Старик. – Но до тоговремени придется вам использовать их штатное отделение контрразведки. Вамсамому, повторяю, мелькать там незачем, это наверняка привлечет вниманиеавстрийских шпионов.

Он тяжело вздохнул и тоном скупого рыцаря, вынужденногорасстаться с дублоном, буркнул: