Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару чудовищных мгновений, которые показались Уинифред настоящей пыткой, мистер Уоррен отнял кочергу и, не глядя, отбросил ее к каминной решетке. Лицом он прижался в место между ее затылком и шеей, стал шептать какие-то ласковые слова в ее волосы, пока она извивалась и кричала от острой, обжигающей, невыносимой боли. Ей хотелось сунуть руку под холодную воду, перевязать мокрой тряпкой, сделать хоть что-нибудь. Слезы из глаз брызнули только тогда, когда Уинифред почуяла запах – отвратительный, тошнотворный запах прожженного горячим металлом ковра.
– Винни, Винни, милая моя девочка, – шептал мистер Уоррен, баюкая ее в объятиях.
Уинифред казалось, что кочерга прожгла ее руку насквозь. Она уже не кричала, а просто тихо скулила, чувствуя, как сведенный рот понемногу заполняется рвотой.
– Моя милая, что же ты наделала? Конечно же, я тебя прощаю. Ты же меня больше не подведешь, верно? Больше не подведешь?
* * *
Лондон, 1857
– Уже почти пробило четыре, мисс, – хмуро буркнула Рози.
Она положила часики на табуретку у кровати, служившую ей столиком, и снова затянулась. Уинифред выругалась, протянула курительную трубку девушке и спрыгнула на пол. Она старалась курить нечасто, поскольку слышала, что от табака желтеют зубы и гноятся десны, но порой не могла отказать себе в удовольствии. Рози хоть и неохотно, но всегда пускала ее к себе, когда была свободна, и угощала своей трубкой, набитой дешевым, горько пахнущим табаком.
– Спасибо, – скупо поблагодарила ее Уинифред и толкнула дверь, не попрощавшись.
Если бы не новое задание от мистера Уоррена, она давно бы уже съездила к Лауре и дала бы ей несколько поручений, но нельзя было заставлять бывшего хозяина сомневаться в ней.
Удивительно, что дверь кабинета Уоррена не являлась Уинифред во снах. С ней связаны почти все ее самые важные, болезненные и страшные воспоминания. За этой дверью не принимают ошибок, слабостей и чувств. За ней она перестает быть собой и становится мягкой, податливой куклой – стоит подергать за ниточки, и она сделает все что угодно. Теперь нити разорваны, но кукловод пока этого не заметил.
Нацепив на лицо безразличное, спокойное выражение, Уинифред, не колеблясь, вошла.
Уоррен зашел в кабинет немногим раньше ее и еще не успел снять сюртук. На улице, похоже, шел дождь – его короткие седеющие волосы потемнели от влаги. Уинифред невольно взглянула на шкаф, который вскрывала всего несколько часов назад, и тут же отвела взгляд.
– Винни, здравствуй.
Он тяжело бухнулся в кресло и принялся расстегивать пуговицы сюртука. Его раскрасневшееся сморщенное лицо внушало Уинифред яростную, почти неконтролируемую ненависть. Так было всегда. Почему она поняла это только сейчас?
– Добрый день, сэр. Вы сказали, у меня будет задание?
Она переступила с ноги на ногу, изображая недоумение.
– Да, совсем небольшое. – Он мельком оглядел ее, не взглянув на лицо, пододвинул по столу какой-то конверт и отвернулся. – Доставь это письмо господину Мэшвуду. Пока он болтает, незаметно выведай, когда будет его следующая поставка. Если он не успевает до июля, цены в притонах нужно поднимать уже сейчас.
Уинифред коротко присела и взяла со стола конверт, внутренне содрогнувшись. Господин Мэшвуд – самый отвратительный из всех партнеров мистера Уоррена. Он ввозит в страну бенгальский опиум, а Уоррен и другие владельцы продают его в грязных притонах Чайна-тауна. С мистером Мэшвудом Уинифред встречалась не единожды, и всегда в качестве посыльной. Эту роль ей придумал хозяин: она слишком часто выходит из «Рассвета», чтобы ее никто не заметил, а личная посыльная мистера Уоррена – должность достаточно очевидная и невинная, чтобы оставаться на виду у одних и в слепой зоне у других.
– Я должна быть…
– Да.
– В лавке…
– Все верно, Уинифред.
Уоррен снова был не в настроении – должно быть, сорвалась сделка или договоренность. Уинифред не имела желания разговаривать с ним дольше необходимого, поэтому поторопилась уйти. Но бывший хозяин вдруг остановил ее на пороге:
– Винни, скоро у тебя расчет, помнишь? – Он ухмыльнулся и откинулся в кресле, вертя в крепких узловатых пальцах перо. – Ты хорошо поработала в этом году, милая. Не думай, что я оставлю это без внимания… Ну все, иди.
– Благодарю вас, сэр, – пролепетала она и выскочила за дверь.
Уинифред помнила, как мистер Уоррен вложил ей в ладонь ее первый заработок – такие крохи, что любая горничная подняла бы ее на смех. Но в тот момент она почувствовала чистый, незамутненный восторг. А еще силу, власть и всемогущество. Она была готова почти на все, чтобы получить еще столько же. Уоррен давал ей свободу, и она привыкла к ее дозам, как бедняги из Чайна-тауна привыкают к опиуму.
Чтобы каждый раз не назначать для встречи новое место, Уинифред и мистер Мэшвуд условились встречаться в Челси, в галантерейной лавке на углу. Ей повезло – это место располагалось рядом с домом Дарлинга. Она должна была дать указания Лауре и Эвелин касаемо своего нового плана, но через посыльных Уоррена сделать этого, конечно, не могла. Две записки лежали у нее во внутреннем кармане накидки. Уинифред хотела написать третью, но так и не решилась. Пусть этот идиот не думает, что может вот так запросто лгать ей в лицо.
Над дверью в лавку висел колокольчик. Уинифред кивнула владелице, которая тут же юркнула в подсобное помещение.
Мистер Мэшвуд стоял у прилавка, заложив руки за спину, и с неподдельным интересом разглядывал женские перчатки. Увидев Уинифред, он просиял и торопливо, будто опасаясь упустить краткий момент приветствия, с чувством поцеловал ей руку.
– Добрый день, Нэнси, дорогая!
Он рассеянно улыбнулся ей и облокотился на прилавок. Ростом он был примерно с Уинифред. Одутловатое лицо с широко расставленными глазами вечно украшала добрая очаровательная улыбка невинного старика. Но она знала, кто он на самом деле – человек без морали и чести, который продал бы наркотики и младенцу, если бы ему заплатили.
– Добрый день, сэр. Меня попросили передать вам…
Изображая волнение, Уинифред дрожащими руками вытащила из кармана письмо. Мистер Мэшвуд сцапал его и торопливо разорвал конверт, как она и надеялась. Полчаса назад она аккуратно вскрыла его, чтобы прочесть содержимое, и привести конверт в первоначальное состояние не совсем получилось. Старый дурак, на ее счастье, все делал поспешно, будто стараясь не упустить ни мгновения из остатка своей презренной