Кровь Мэддокса остыла, и он разом протрезвел. Эта угроза – не пустой звук, он знал: друзья выполнят свою угрозу, а оказаться обмотанным цепями ему совсем не хотелось. Только не днем. Ночью, когда он становился слишком опасен, другого выхода просто не было. «Я и сейчас опасен, – подумал он. – Но если меня скрутят теперь, когда я пусть с трудом, но все же способен удерживать себя в рамках, это будет моральным поражением, которое отобьет у меня всякое желание пытаться быть чем-то большим, чем просто демоном».

Мэддокс заметил, что друзья прожигают его взглядом.

– Извините, – пробурчал он. «Что со мной вообще происходит? – удивился он. – Сам завожусь с полоборота – и распаляю демона. Стыдно. Может, стоит больше времени проводить в спортзале? Или еще побоксировать с Аэроном?»

– Ты в порядке? – спросил Люсьен, раздумывая над тем, сколько еще раз за день ему придется задать этот вопрос.

Мэддокс коротко кивнул.

Закинув руки за голову, Люсьен обратился ко всем воинам:

– Раз с этим разобрались, давайте поговорим о том, что вы сейчас увидели.

– Давайте поговорим о том, ради чего ты притащил сюда этих женщин, – перебил Парис. – Да, Аэрону навязали работенку, но это не повод…

– Женщины здесь потому, что, вздумай они уехать из Будапешта, Аэрону пришлось бы последовать за ними, – отрезал Люсьен. – Я показал их вам для того, чтобы вы знали: у нас гости, и, если они выберутся из комнаты и начнут бродить по крепости, а кто-то из вас наткнется на них, не надо их убивать. Просто приведите их обратно и снова заприте. Не разговаривайте с ними, не обижайте их. Пока мы не придумаем, как освободить Аэрона от задания, женщины побудут здесь. Идет?

Воины по очереди кивнули, ведь им больше ничего не оставалось.

– А теперь расходитесь и занимайтесь своими делами. Отдыхайте. Восстанавливайте силы. Кто знает, как скоро они вам понадобятся.

– Лично я пойду и напьюсь до беспамятства, – объявил Аэрон, растирая ладонью лицо. – Подумать только: женщины в замке, – гневно проворчал он, уже удаляясь по коридору. – Почему бы не пригласить сюда весь город и не устроить вечеринку?

– Было бы здорово! – бросил Торин, снова повеселев. – Может, тогда я хотя бы на время забыл, что живу в мужском монастыре. – Сказав это, он тоже ушел.

Рейес без лишних слов достал из ножен кинжал и молча пошел прочь. Всем было более чем понятно, что он собирается делать. Мэддокс предложил бы ему свои услуги: порезал бы его, отхлестал, избил, избавив тем самым от постыдной повинности самоистязания, но, сколько он ни вызывался помочь, всегда получал категорический отказ. Мэддоксу была недоступна потребность Рейеса мучить себя самостоятельно. Тому же просто не хотелось быть обузой. У каждого из них – свои демоны, и Рейес не хотел никому усложнять жизнь. Но в тот момент Мэддокс был не прочь отвлечься хотя бы на что-то и побыть с другом.

– Увидимся, неудачники! – бросил Парис. – Я возвращаюсь в город. – Вокруг его померкших, гораздо более тусклых, чем обычно, глаз залегли тонкие морщинки. – У меня не было женщины ни вчера, ни сегодня. Вот это все, – махнул он рукой в сторону двери, – порушило мое расписание.

– Иди, – разрешил Люсьен.

Воин замешкался, глядя на дверь. Облизав губы, он протянул:

– Разумеется, если ты пустишь меня к себе в спальню…

– Иди, – отрезал Люсьен, сделав нетерпеливый жест рукой.

– Им же хуже, – пожал плечами Парис и скрылся за углом.

Мэддокс знал, что ему следовало предложить посторожить женщин. В конце концов, не исключено, что именно из-за него они оказались здесь. Но ему нужно было увидеть Эшлин. Нет, не «нужно». Он хотел увидеть ее. «Да, так гораздо лучше, – решил он. – Хотя мне вообще ничего не «нужно». Особенно смертная, цели которой вызывают большие вопросы и которой недолго осталось жить». Не зная, что еще могут выкинуть титаны, он не хотел терять время. Мэддокс решил, что пойдет к Эшлин, даже несмотря на то, что не вполне обуздал демона. Кроме того, кто знает, может, он вообще никогда не будет спокоен, коль скоро речь идет об этой женщине.

– Люсьен… – начал он.

– Иди, – повторил его друг. – Делай то, что тебе нужно, чтобы прийти в себя. Твоя женщина…

– Не будем сейчас говорить о ней, – перебил Мэддокс, прекрасно зная, что собирался сказать Люсьен: «Разберись с ней, и чем быстрее, тем лучше». Он и сам знал, что друг прав.

– В общем, выводи этот яд из своего организма, а потом делай то, что должен. Может, тогда наша жизнь хотя бы отчасти вернется в привычную колею.

Мэддокс кивнул и зашагал прочь, размышляя, хочет ли он, чтобы его жизнь возвращалась в колею.

Переступая порог своей комнаты, Мэддокс не знал, какой Эшлин предстанет его взору – спящей, распаренной после горячей ванны и нагой, готовой броситься на него с кулаками.

К его неудовольствию, сердце отчаянно прыгало в груди. «Дурак!» – обругал он себя. Ему, бессмертному, многоопытному воину, не пристало бояться какой-то женщины, пусть и подосланной к нему богами в наказание.

Чего он не ожидал увидеть – так это Эшлин, распростертую без сознания на полу в луже чего-то красного. «Неужели кровь?» – пронеслось в голове Мэддокса, и по всему его телу пробежала ледяная волна.

– Эшлин?

Мгновение спустя он опустился возле нее на колени, осторожно перевернул на спину и приподнял на руках верхнюю часть ее туловища. Вино. Всего лишь вино. Слава богам! Бордовые капельки стекали по ее бледному лицу, падали ему на руки, капали на джинсы. Он едва сдерживал улыбку. Надо же было так напиться.

Она была такой невесомой, что Мэддокс почти не чувствовал ее у себя на руках, зато ощущал, как покалывает кожу, словно по его телу пустили ток.

– Эшлин, проснись.

Но девушка не очнулась. Более того, казалось, она все глубже погружается в беспамятство – движение глаз под веками постепенно сходило на нет.

У Мэддокса перехватило горло, и он с трудом выдавил из себя слова:

– Проснись ради меня.

Ни стона, ни вздоха.

Обеспокоенный тем, что Эшлин не просыпается, Мэддокс понес ее к кровати, по пути сняв и отбросив в сторону мокрую куртку. Хотя ему отчаянно не хотелось выпускать девушку из рук, он осторожно опустил ее на матрац и положил ладони на ее щеки, которые оказались холодными как лед.

– Эшлин.

Опять никакой реакции.

«Может, она… умерла? – спросил себя воин. – Нет. Нет!» Борясь с дурнотой, Мэддокс приложил непослушную, тяжелую, точно свинцом налитую руку к груди девушки. Сначала он ничего не почувствовал. Сердце не билось. Но вот, уже готовый вознести проклятие небесам, он уловил едва различимый удар. Долгий перерыв. Снова слабый удар.

Эшлин была жива.