Прикрыв глаза, Мэддокс испустив вздох облегчения.

– Эшлин. – Он мягко потряс ее. – Ну же, красавица, просыпайся.

«Что, во имя Зевса, с ней такое?» – спрашивал себя Мэддокс. Ему не доводилось иметь дело с перебравшими алкоголя смертными, но он был убежден, что с девушкой творится неладное. Ее голова откинулась набок; веки по-прежнему были плотно сомкнуты. Губы имели неестественный голубой оттенок. По вискам катился пот. Нет, она не просто перепила… «Может, Эшлин простыла ночью в камере? – спросил он себя, но тут же ответил: – Тоже нет, я бы заметил раньше. До нее нечаянно дотронулся Торин? Чушь! У нее не было ни кашля, ни язв на коже. Тогда что же?»

– Эшлин, – снова позвал Мэддокс, подумав, что не может ее потерять.

Не сейчас, когда он еще не насытился ею, не касался ее, как ему грезилось, не поговорил с ней. Мэддокс недоуменно заморгал. Он внезапно осознал, что ему хочется поговорить с ней. Не овладеть ее телом, не допросить, а просто поговорить. Узнать ее, расспросить ее о детстве, друзьях, мечтах.

Все мысли о том, чтобы убить ее, исчезли, уступив место страстному, всепоглощающему желанию спасти.

– Эшлин. Поговори со мной, – умолял мужчина. Он снова беспомощно встряхнул ее голову, не зная, что еще сделать. От нее продолжал исходить холод, словно она принимала ванну со льдом, а потом сохла на арктическом ветру. Он высвободил из-под нее одеяло и плотно укутал ее. – Эшлин. Ну пожалуйста!

У нее под глазами проступили сизые тени. «Может, это и есть мое наказание, – думал он, – смотреть, как она медленно умирает?»

Чувство беспомощности нарастало. Как бы физически силен Мэддокс ни был, он не мог заставить ее ответить.

– Эшлин. – На этот раз его голос прозвучал строго. Он снова встряхнул ее, но на этот раз с большей силой, надеясь, видимо, растрясти саму ее душу. – Эшлин.

Черт возьми! Опять ничего.

– Люсьен! – взревел он, не отводя взгляда от ее лица. – Аэрон!

Спальни воинов были разбросаны по замку и отделены друг от друга приличными расстояниями, так что едва ли кто-то мог его услышать.

– Помогите, – прошелестело совсем рядом с ним.

«Что такое? – удивился он. – Это была Эшлин?» Мэддокс пригнулся к ней так близко, что их губы почти соприкоснулись. Как бы ему хотелось вдохнуть в нее хоть немного своего тепла… По телу снова побежал ток, кожу покалывало.

Сизые губы девушки слегка приоткрылись, раздался тихий стон. Слава богу! Еще один признак жизни. Мэддокс едва не завыл от радости и облегчения.

– Говори со мной, красавица. – Трясущимися пальцами он отвел с ее лица мокрую прядь волос. – Скажи, что с тобой.

– Мэддокс, – прошелестела она, не открывая глаз.

– Я здесь. Скажи, как помочь тебе. Скажи, что тебе нужно.

– Убей их. Убей пауков, – прошептала она так слабо, что он едва разобрал слова.

Поглаживая ладонью ее щеку, он повертел головой по сторонам.

– Здесь нет пауков, красавица.

– Пожалуйста. – Прозрачная слеза скатилась по ее щеке. – Они ползают по мне.

– Хорошо, хорошо, я убью их. – По-прежнему не понимая, о каких пауках она говорит, воин мягко провел ладонями по ее лицу, шее, рукам, животу, ногам. – Я убил их. Их больше нет. Клянусь тебе.

Кажется, она немного успокоилась.

– Еда, вино… Яд?

С лица Мэддокса сбежали все краски, и он стал таким же бледным, как девушка. Он не подумал… совсем забыл… Вино, которое он ей принес, было сделано для них, бессмертных воинов, а не для людей. Человеческий алкоголь их не брал, поэтому Парис обычно добавлял в вино несколько капель амброзии, которую прихватил с небес и хранил все эти годы. «Наверное, амброзия ядовита для смертных, – решил Мэддокс. – Я сотворил с ней это, – в ужасе подумал он, – я сам, а никакие не боги». Он с ревом впечатал кулак в металлическое изголовье кровати, разбив в кровь костяшки. Ему показалось мало, и он ударил снова. Кровать заходила ходуном, а Эшлин застонала от боли.

«Перестань! Ты делаешь ей больно!» – приказал себе мужчина. Он заставил себя оставить в покое изголовье и сделать несколько медленных вдохов и выдохов. «Успокойся!» – повелел он себе, наверное уже в тысячный раз за этот день. Но жажда крушить только усиливалась. Не считая краткого затишья после драки с Аэроном, Мэддокс весь день был на грани срыва, и происшествие с Эшлин только все ухудшило. Воин понимал, что в любое мгновение может переступить черту и совершить непоправимое зло.

– Скажи, как тебе помочь, – повторил он.

– Д… доктор.

«Человеческий целитель, – подумал Мэддокс. – Точно! Я должен отнести ее в город». Ни у кого из Владык нет медицинской подготовки, ведь она была им совершенно не нужна. «Но что, если доктор захочет оставить ее в больнице на ночь?» – спросил себя и покачал головой, понимая, что не может допустить этого, ведь тогда у нее будет время рассказать охотникам об увиденном и услышанном в замке. Но больше всего Мэддокс опасался, что ее похитят, обидят, а он не сможет этому помешать.

«Значит, надо привести доктора сюда», – решил он.

Мэддокс еще раз нежно поцеловал ледяные, неподвижные губы Эшлин. Его ладони сжались в кулаки.

– Я найду тебе доктора, красавица, и приведу его в крепость.

Она застонала и наконец открыла прекрасные, окаймленные длинными ресницами глаза. Два янтарных озера с болью обратились на него.

– Мэддокс.

– Я скоро вернусь. Клянусь.

– Не… уходи. – Казалось, она вот-вот заплачет. – Больно. Очень больно. Останься со мной.

В душе Мэддокса схлестнулись желание внять ее мольбе и необходимость идти за помощью. Но он не мог оставить девушку в комнате совсем одну. Он выглянул за дверь и крикнул:

– Парис! Аэрон! Рейес! – Звук его голоса эхом отдавался от стен. – Люсьен! Торин!

Не дожидаясь, когда кто-то откликнется, воин вернулся к постели и взял девушку за руку так, что их пальцы сплелись.

– Как я могу облегчить твою боль?

– Не уходи, – чуть слышно выдохнула она.

От углов ее рта разбегались красные прожилки. Яд распространяется?

– Не переживай, я никуда не уйду, – пообещал Мэддокс. Больше всего на свете он желал забрать ее боль себе. Что такое для него еще толика страданий? Капля в море. Зато она… Что она для него? Ответа на этот вопрос у него пока не было.

Девушка со стоном схватилась за живот, перевернулась на бок и свернулась в клубок. Свободной рукой Мэддокс заправил ей волосы за ухо, которое по-прежнему ничего не слышало из-за натекшего туда вина.

– Что еще я могу сделать?

– Не знаю. – Она глядела на него остекленевшими глазами. – Я… умру?

– Нет! – воскликнул Мэддокс. Он не собирался кричать, но получился даже не крик, а звериный рев. – Нет, – повторил он более мягко. – Это я виноват, и я все исправлю.