Ловлю себя на мысли, что люблю, когда она хмурится и удивленно смотрит или внимательно слушает, закусив губу. Интересно, у нашего сына будут такие же пухлые губы, как у Лизы? И глаза цвета растопленного темного шоколада? А от меня он, пожалуй, унаследует высокий рост. Я буду учить его гонять во дворе мяч, подтягиваться на турнике и ловить рыбу. Давать сдачи задиристым мальчишкам, кататься на роликах… Стоп, стоп! От мыслей о возможном счастье перехватывает дыхание. Кажется, я только сейчас начинаю жить… Осторожно убираю с поверхности сердца броню из разочарований, сомнений и страхов. Я испытываю такие сильные чувства, что это приносит боль — одновременно сладкую и мучительную. Правду говорят — любовь не для слабых…

Глушу мотор и бросаю довольный взгляд на свое отражение в зеркале заднего вида.

«Куда это ты такой красивый, папуль? И пахнет от тебя, как от парфюмерной лавочки!»

Радка, как обычно, все преувеличила. Ну, да — я приоделся, побрился и, несмотря на жару, спрятал раненую руку в длинном рукаве льняной рубашки.

Единственное, о чем я сознательно забыл — цветы. Я могу засыпать ими Лизу, но не уверен, что они понадобятся ей в больнице.

Нам о многом надо поговорить. Верите, я даже мысленно составил список вопросов, которые задам Лизе. Что она любит читать? Как привыкла отдыхать? Какое ее любимое блюдо? Есть ли у нее подруги?

Но все слова рассыпаются, как карточный домик, когда я ее вижу… Лиза сидит на лавочке под большой елью. Ветер ласково треплет длинные, слегка завитые на концах пряди, касается нежной тонкой кожи, а затем старательно доносит ее цветочный аромат до моего обоняния.

— Привет. Я не опоздал? — прочистив горло, произношу я.

— Привет. Нет, это я пришла рано. — Спохватывается она и поднимается с места.

Поправляет за ухо прядь и улыбается мне. Я схожу с ума от покоя в ее голосе и радостных искорках в глазах. Она. Мне. Рада. В такой миг трудно удержаться, чтобы не поцеловать Лизу. Тянусь к ее лицу и касаюсь губами гладкой щеки.

— Привет. — Повторяю.

— Привет. — Неловко отвечает она и отстраняется. — Куда пойдем?

— Я хотел прогуляться по парку, поужинать, а потом пригласить тебя в кино.

— В кино? — широко улыбается Лиза. — Сто лет там не была.

«Неудивительно» — хочется добавить, но я сдерживаюсь. Человек, переживший предательство, походит на склеенную чашку. Он старательно прячет уродливые швы за фасадом из улыбок, маскирует их доброжелательностью и услужливостью. Не каждый увидит их… А уж тех, кто захочет их капитально залатать, оказывается, еще меньше.

— Значит, решено. Какие ты любишь фильмы?

— Приключения, детективы, погони…

— …расследования. — Улыбаюсь я. — Сейчас закажу билеты.

Беру Лизу за руку и веду к тенистой аллее. Мы идем вдоль вечерней улицы, а над головами искрит лучами закатное солнце. Оно играет с каштановыми прядями Лизы и отражается разными оттенками золота в ее глазах. Нужно, наконец, начать разговор. Спросить о самочувствии Лизы, поинтересоваться успехами Даньки или просто взять ее за руку… В наших отношениях странно все. Курортный роман, куда мы свалились, минуя «конфетно-букетный» период, странное, словно вынужденное, свидание, ребенок, которого мы не планировали…

— Лиза, а почему ты согласилась встретиться со мной? — неожиданно произношу я.

Лиза удивленно поднимает на меня взгляд, а я молчаливо даю понять, что готов к любому ответу.

— Потому что ты отец моего ребенка. Мне хочется знать тебя… лучше. Тем более, если ты планируешь участвовать в его воспитании. — Отвечает она. Заправляет прядь за ухо и поворачивает голову к уличному кафе. Из него раздается громкая музыка, а во дворе жарят шашлык на мангале. — Егор, давай уйдем подальше отсюда? — неожиданно взмаливается Лиза.

— Конечно, как скажешь.

Токсикоз! Как же я не догадался? Мысленно возвращаюсь в то время, когда Рита вынашивала Раду. Помнится, она не терпела запахов сигаретного дыма и пива. Мы переходим дорогу, и я покупаю Лизе бутылку воды. Она жадно припадает губами к горлышку и пьет, пытаясь прогнать приступ тошноты.

— Лиза, извини, я совсем не подумал… Надо было отвезти тебя куда-то в лес или в поле. Хочешь, вернемся к машине и я…

— Нет, Егор. — Улыбается она так широко и искренне, что невидимая стена между нами рушится. — Тошнит уже меньше, честное слово. И… я очень хочу в кино. — Добавляет хитро.

— Отец очень любил собираться всей семьей по выходным и смотреть фильмы, — с нескрываемой грустью говорю я. — Он очень много работал. Руководил металлургическим заводом, все время ездил, решал какие-то проблемы. Но воскресенье… Этот день принадлежал семье. Помнишь первые «видики»? Папе тогда по блату продали такой аппарат. К нам вся улица по очереди ходила смотреть боевик про комиссара Катани.

— А «Терминатора» и «Красотку»? — возбужденно добавляет Лиза.

— Точно! А еще «9,5 недель» и «Горькая луна». Ну… такие фильмы я смотрел с друзьями.

— Понима-аю. — Заговорщицки произносит Лиза. — А как сейчас принято в твоей семье? Они знают о том, что… Ну, о ребенке?

— Папа давно умер. — Каждый раз, когда я говорю об отце, в горле встает горький ком — Инфаркт… Прямо за рабочим столом. В этот день какой-то работяга получил серьезную травму. Он заступил на смену выпившим и получил ожоги. Приехали проверяющие, они обвиняли моего папу в халатности.

— Мне очень жаль. — Лиза сжимает мою кисть в своей маленькой ладошке, а мои мозги медленно, но верно превращаются в кисель. Ее губы трогает печальная улыбка. Так может улыбаться только тот, кто знает о боли все… Тот, кто прикрыл зияющую в душе яму ненадежным, как сухие листья, покровом житейской суеты. Лиза тоже знает, какого это — держать в объятиях бездыханное тело любимого человека и не иметь возможности увидеть его снова.

— А ты… Твои родители живы?

— Родители живы. Мама выгнала отца за измену. Я с ним почти не общаюсь…Наверное, это у нас семейное проклятие. — Вымученно произносит она.

— Не все такие. — Шепчу, сжимая ее тонкие пальчики.

— У меня было два выкидыша. — Хрипло выдавливает Лиза. — Для кого-то это пустяк, несравнимый со смертью близкого человека, но тогда… Я думала, что на меня обрушился весь мир. — Ее плечи сутулятся, глаза обжигают слезы. Не обращая внимания на прохожих, я обнимаю ее и прижимаю к груди. Хочется стать для нее тем самым… единственным, кому она не побоится довериться и рассказать о боли. Чувствую, как оглушительно бьется ее сердце и на пару секунд забываю дышать, боясь спугнуть хрупкий момент нашей зарождающейся близости…

— Лиза, я обещаю, что сейчас все будет по-другому. Наш сын родится здоровым и крепким. Веришь?

— Да. — Она облегченно выдыхает. — Ты не боишься, что дочь не примет… брата или сестру? — В глазах Лизы читается нескрываемое беспокойство.