- Я не кричу, - окончательно обиделась она.

Илья сверлил её недовольным взглядом. Потом решилсменить тактику и заговорил, старательно сдерживая гневные нотки.

- Я просто хочу тебе помочь, - сказал он. Ему оченьхотелось, чтобы она его выслушала, чтобы попыталась понять... хотя быпопыталась. Но Ксения неожиданно отреагировала совсем не так, как онпредполагал. И глянула на него так, что он на мгновение позабыл, кто перед нимстоит. Это была уже не его помощница, которая неизменно опускала глаза, когдаон к ней обращался. Он впервые видел её настолько... не разозлённой даже, аразъярённой. Это слово пришло в голову неожиданно, но показалось оченьподходящим. Хотя с именем разъярённой девицы никак не вязалось.

Говоров настолько засмотрелся на её ярость, что несразу заметил слёзы в её глазах. Ксения уставилась на него, едва сдерживаясь, авзгляд из разъярённого превратился в презрительный.

- Помочь? - выдохнула она. - А кто вас просил мнепомогать? Я просила? Нет. Мне не нужна помощь. Ничья. Особенно ваша!

- Почему "особенно моя"?

- Да потому что!.. - зло проговорила Ксения иотвернулась от него. Каким-то особенно безутешным жестом потёрла виски, словнотем самым пыталась вернуть себе самообладание. - Не надо нам вашей жалости, унас всё в порядке... Идите домой, Илья Константинович, я вам это ужеговорила...

- Я ничего не говорил о жалости, - запротестовалГоворов. - Ты...

- Вам здесь не место!

- Может, хватит? - попытался он остудить её пыл, ноэто вызвало новый взрыв. Ксения повернулась к нему и одарила ещё однимпрезрительным взглядом.

- Вы всё врёте... только не знаю зачем.

Илья присел на подоконник. Сложил руки на груди ипосмотрел на Ксению с неподдельным интересом.

- И что же я вру, по-твоему? Я не искренен? Назовихотя бы одну причину для этого.

- Я её не знаю, - призналась Ксения, приходя в смятениеот его спокойствия. Насколько она знала Говорова, он ещё несколько минут назаддолжен был психануть, возможно рявкнуть на неё, и уйти, оскорблённый в своихлучших чувствах... Это было бы лучшим выходом из сложившейся в последние дниситуации, и наверное в какой-то степени Ксения и добивалась такого исхода. Ноон не кричал и не психовал, и уходить не собирался, хотя и злился. Она виделаэто по его глазам. Внешне спокоен, вроде бы даже насмешлив и равнодушен, а вотглаза злые - колючие и холодные. Ксения вдруг почувствовала жуткую усталость,горько усмехнулась. - Пожалели... Ну, конечно, надо же кого-то одаривать своимимилостями... А тут как раз и подвернулась... мать-одиночка...

Илья покачал головой.

- Замолчи, - тихо попросил он, но Степнову это,кажется, лишь подстегнуло. Руками развела.

- Некрасивая, неустроенная... Что ещё? Бедная,одинокая? Я такое впечатление произвожу? И вы решили пожалеть... Но только ненужно ничего! Вы здесь не нужны! Как ещё вам это объяснить?

- Ксюш, замолчи...

Она отчаянно замотала головой.

- Господи, что же вы все лезете? Все учат,"помогают"... Мне ничего не нужно, я сама справлюсь!.. всегдасправлялась. И сыну моему не врите! Потому что это мой сын!.. и он маленький,понимаете вы это или нет? - голос сорвался, и из груди вырвалось судорожноерыдание. Ксения задержала дыхание, чувствуя, как сердце колотится в горле.Сквозь пелену в глазах всмотрелась в лицо Ильи, ожидая его гневной реплики вответ, ждала почти с нетерпением, потому что понимала, что ещё мгновение, и онаразрыдается перед ним, в открытую. Лицо Говорова никак не удавалосьрассмотреть, какое-то размытое пятно перед глазами, но Ксения всё ещё ждала,что он продолжит ссору, после этого его можно будет выгнать... Подняла руку,чтобы смахнуть слёзы, которые без спроса текли по щекам, а когда открыла глазаи подняла голову, всё изменилось. Илья сделал шаг, потом ещё один, и ей сталонечем дышать, когда он прижал её к себе. Большая горячая ладонь легла назатылок, и Ксения ткнулась носом в мужское плечо. Ткань рубашки оказаласьсовсем тонкой, и Степнова тут же ощутила жар, исходящий от тела её начальника.Это оказалось так неожиданно, что она вместо того, чтобы возмутиться ипопытаться оттолкнуть, жалобно всхлипнула и потерлась носом о его плечо. ОтГоворова тянуло ровным, понятным теплом и пахло знакомым одеколоном. Где-то накраю сознания мелькнула мысль, что рубашка его теперь безвозвратно испорчена,на ней наверняка остались пятна от туши и слёз, но из-за этих мыслей Ксениятолько сильнее расстроилась.

Илья обнял её двумя руками, и она поняла, чтопотерялась, утонула в его объятиях, сама себе показалась маленькой ибеззащитной. Он просто сильно сжал её, и Ксения вдруг с облегчением подумала,что он не обиделся ни на одно её истеричное высказывание.

- Поплачь, - прошептал Илья ей на ухо, - иногда этополезно.

Он гладил её по спутавшимся волосам, пока она ревелав голос, а потом судорожно вздохнула несколько раз и чуть-чуть отстранилась,чтобы вдохнуть немного воздуха. Понимала, насколько она, наверное, ужасновыглядит с раскрасневшимся, заплаканным лицом, с распухшим носом и губами, даразмазавшейся по щекам тушью. Хотела потереть глаза, но испугалась усугубить ибез того катастрофическую ситуацию, то бишь, зрелище. Замерла внерешительности, не смея пошевелиться, и затаила дыхание, правда, нервныерыдания иногда прорывались наружу.

Илья всё ещё обнимал её, Ксения стояла, без силпривалившись к его плечу, но носом больше не тыкалась и щекой не прижималась.Сердце и так колотилось, как сумасшедшее. А ещё... Ксения слышала ичувствовала, как бьётся сердце Говорова... чётко и ровно. И казалось, что длянеё... Успокаивая своим размеренным стуком.

Ксения громко всхлипнула, а Илья снова осторожнопогладил её по волосам.

- Лучше? - спросил он.

Она призналась:

- Чувствую себя глупо...

Илья слегка ослабил объятия, а рука скользнула поКсениной спине, как бы между прочим. Осторожно погладил и опустил голову,зарывшись носом в её волосы. От них не пахло какими-то изысканными духами, отеё волос исходил лёгкий аромат трав и цветов, и Илья припомнил стоящую на полкев ванной приметную бутылочку с шампунем, на котором были нарисованы ромашки.Вот ими и пахло. Цветами, полевыми... или луговыми... Илья понял, чтоокончательно запутался и поспешил голову поднять, боясь, что Ксения заметит егонесколько странное поведение.

- Главное, чтобы тебе стало легче, - пробормотал он.- Стало?

- Немного, - согласилась она и упёрлась кулачками вего грудь, пытаясь отодвинуться. И отворачивалась, боясь, что Илья увидит еёлицо. Смотрела в пол, вздыхала, не зная, как вырваться из кольца мужских рук, аГоворов этого словно и не замечал. Только ладони опустились ниже и остановилисьна её пояснице.