Со всех ног бегу в туалет.

Что со мной такое? Неужели шуточка Людки о том, что я беременна, окажется правдой?

Ну, нет!

Овуляция же в середине цикла? А в тот момент, когда у нас с Волковым всё произошло, после месячных прошло лишь пару дней.

И послезавтра должен начаться новый цикл.

Я открываю календарь на телефоне, убеждаюсь, что не ошиблась. Послезавтра. Всё верно. И я никогда в жизни не поверю, что миллионер! не предохранялся. Бред какой-то.

Я просто переволновалась в последние дни. Этот брачный договор, подготовка к выступлению и фальшивое предложение руки и сердца от Степана Ефимовича сделали своё дело. Довели меня до ручки!

— Ника, у тебя всё хорошо? — голос мамы за дверью звучит встревоженно.

— Да, ма! — становится легче. — Только, убери котлеты, пожалуйста!

— Вероник, ты заболела?

— Перенервничала на работе. Всё норм.

Выхожу, возвращаюсь за стол. Милая родительница уже убрала кастрюлю с этим отвратительным запахом.

— Так, я с новостями, — начинаю. И вываливаю всё и сразу. Сумбурно, мысли путаются. И про новую работу, и про Степана Ефимовича и скорое замужество. На выдуманный рассказ о нашей неземной любви, плюс допросом с пристрастием, уходит так много времени, что незаметно стрелки часов крадутся к одиннадцати ночи.

Мама недовольна. Возмущена! Ну какие ещё Волковы?! Где он, где я… и прочие прелести. Дядя Петя держит нейтралитет.

Мама, в свою очередь, начинает хвалить своего мужчину. Время идёт. И вот уже скоро Новый год, и уходить как-то не удобно.

Слушаем президента, попивая апельсиновый сок.

Под бой курантов загадываю желание: "Пусть в этом году в мою жизнь придёт настоящая любовь".

Дядя Петя включает какую-то программу с песнями, начинает выплясывать. Мы с мамой смеёмся.

Всё, как в далёком прошлом. Я снова чувствую себя девочкой Верой, которая верит в сказки и ждёт деда Мороза, ищет подарки под ярко напряжённой ёлкой и знает, что её жизнь будет светлой.

Выхожу от матери после часа ночи. К двум приезжаем домой.

Вхожу, и слышу музыку и громкие голоса. Домомучители на веселе. Снимаю верхнюю одежду, тихо, как мышка. Не хочу тревожить народ, а то накинутся. После приятных посиделок у мамы желаний только два: в душ и спать.

Тихо поднимаюсь наверх, на цыпочках крадусь к своей спальне.

— Вероника, — ледяной голос за спиной прошибает, словно пуля. Я вздрагиваю. — Зайди ко мне. Живо!

Я оборачиваюсь и улыбаюсь в ответ на ледяной взгляд своего жениха. Он стоит в дверном проёме, в одних синих шортах. Его торс оголён, и я невольно любуюсь. Красивое тело, натренированное. Подтянутое. Притягательное. Только лицо озлобленное.

Степан Ефимович непреклонен. Взаимностью на мою улыбку отвечать не собирается. Ну, и ладно.

Иду к нему, вхожу в просторную комнату. Слышу хлопок двери и… звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.

Свет приглушённый, тусклый. Какая-то странная подсветка с красным оттенком.

— Почему ты пришла так поздно? Я ждал тебя к двенадцати! — рычит.

И я ёжусь.

— Я задержалась у мамы, — пикаю я.

— Ты обещала, что придёшь к двенадцати, — Степан Ефимович смотрит мне в глаза, делая шаг навстречу.

Когда его оголённый торс останавливается в десяти сантиметрах от меня, я начинаю дрожать от нахлынувших странных чувств. Такой сильный, большой, идеально выточенный рельеф мышц. Хочется провести ладонью по его груди с чёрной порослью, прижаться к ней щекой, целовать, целовать, целовать! Доставлять ему удовольствие.

Я же не пила! Так, Канарейкина, соберись. Волна острого возбуждения заставляет меня покраснеть.

— Ника, — шёпотом.

Обжигает.

Поднимаю взгляд.

Степан Ефимович в этой красной подсветке выглядит, как сущий дьявол. Только рогов не хватает. В его глазах полыхает огонь, тот самый, бешеный, необузданный, возбуждённый. Я ловлю губами раскалённый воздух. Ох, ну и интимная атмосфера. Ой!

Мужские руки резко и безапелляционно задирают подол моего чёрного платья на талию.

_34_

Я вскрикиваю, но босс быстро затыкает меня поцелуем. Сильный язык изучает мой рот, скользит внутри, по губам. Я боюсь шевелиться, когда Волков опускает руки от талии к моим кружевным трусикам.

Ладонь ныряет в кружево. Медленно, но точно до миллиметров, босс касается моего клитора. И я вздрагиваю.

Жарко. Очень жарко.

Мужчина делает пару шагов, сажая меня на стол у стены. Папки летят на пол, выпавшие листы разлетаются в стороны. Степан Ефимович прикусывает мою нижнюю губу, и я издаю лёгкий стон. Протяжный. Передающий моё тотальное желание как можно скорее оказаться на его члене.

Я хочу его!

Хочу так, что живот болезненно сжимает спазм. Что кожа горит. Что в горле пересыхает от частого дыхания. Это не просто секс, это безумие.

Волков отстраняется, медленно расстёгивает молнию платья, смотря в мои мутные от похоти глаза. Я не в силах держаться, и уже не могу сидеть на месте. Бёдра сами движутся навстречу к нему, я сжимаю ногами ноги мужчины, но Степан Ефимович никуда не торопится. Медлит. Растягивает своё удовольствие, подкидывая дров в топку моих эротических фантазий. Сильные руки скользят по моим хрупким плечам, стягивая за собой платье. Оно остаётся висеть на моей талии.

— Ты такая красивая, Вероника, — шепчет мне на ухо, обжигая дыханием, волоски у виска колышутся. Я закатываю глаза и дрожу. Всё тело в мурашках.

Босс расстёгивает мой лифчик, избавляясь от него быстро. Поцелуи скользят по шее, оставляя влажные следы. Всё ниже, по ключице, по плечу. Мужчина роняет меня на стол, я упираюсь локтями в идеально гладкую поверхность, чтобы совсем не лечь. Я хочу видеть Волкова. Наблюдать, как он сам задыхается от желания оказаться во мне. Скольжу взглядом по его идеальному телу, по полоске волос, ныряющей в синие шорты. Его сильный большой член выпирает отчётливо. Невольно облизываю губу.

— Как тебе это удаётся, девочка? Почему ты сводишь меня с ума? — Степан Ефимович хрипит от возбуждения.

Он чётко видит мой заинтересованный взгляд, нацеленный ниже его пупка.

Губы босса властно накрывают мой рот, а пульсирующий член упирается в кружево моих трусиков. Я запрокидываю голову. Язык Волкова скользит по шее, ниже и ниже. Останавливается на затвердевшем соске, ласкает, играет. Я часто хватаю воздух губами. Дышать не чем. Перед глазами вспышки. Невольно двигаю бёдра вперёд, кружево трётся о ткань его шорт.

— Пожалуйста, — срывается с губ на выдохе. — Пожалуйста, трахните меня.

Я готова умолять.

— Тшшшш… Ну что же ты, девочка моя. Не спеши, — его шёпот оглушает.

Я всхлипываю.

Он говорит это так, будто я вся принадлежу только ему. Без остатка. Каждый волосок, каждая веснушка на моём лице, каждый изгиб моего тела в полном и