1992 году, когда 50,3 % населения и 19 кантонов отвергли договор. Но всего 30 % всех голосов, поданных в небольших кантонах, хватило, чтобы заблокировать голосование на федеральном уровне. С другой стороны, для "да" договору потребовалось бы очень сильное большинство в 59 % населения, чтобы получить большинство в 12 кантонах. Та же картина, но на этот раз с положительным результатом, наблюдалась и во время второго референдума о членстве в ООН в 2002 году: 54,6 % высказались "за" ООН, и это голосование дало минимальное возможное большинство в 12 кантонов. Таким образом, очевидно, что принятие важных решений в внешней политике, таких как, например, вступление в ЕС, столкнется с особыми трудностями, когда дело дойдет до голосования. Если такое решение является конституционным, то простого большинства голосов будет недостаточно. Для достижения необходимого двойного большинства потребуется довольно сильное предпочтение 55-60 % населения.

Насколько оправдано, что благодаря федеральному принципу небольшое меньшинство может взять верх над демократическим большинством? Не путайте две разные вещи", - скажут протагонисты из небольших кантонов. Защита меньшинства от демократического большинства - это сама цель и легитимность федерализма. Если вы принимаете принцип "один регион , один голос", вы должны принять федералистское большинство, какой бы малой частью демократического электората оно ни было. "Конечно, права меньшинства важны", - скажут другие. Однако они возразят, что федерализм, в котором голоса одних людей в 35 раз весомее голосов других, слишком сильно отрицает демократию и ее принцип "один человек - один голос". Теоретически каждая федеративная демократия сталкивается с этой проблемой. Существует противоречие и компромисс между принципом равенства прав государств-членов и граждан как таковых.

Невозможно найти общий ответ на вопрос о том, в какой степени федерализм может законно преобладать над демократией. Различные решения зависят от исторической ситуации в стране и от того, какое значение федерация придает правам меньшинств или автономии своих государств-членов. Коллизия между демократическим и федеральным большинством может быть легче разрешена в двухпалатных парламентских решениях, где есть возможность договориться между двумя палатами, чем в народных голосованиях, где такая возможность отсутствует. В некоторых странах проблема столкновения федерализма и демократии может не вызывать беспокойства и, соответственно, не осознаваться. В США разница между самыми маленькими и самыми большими штатами может достигать соотношения 1 к 50 и более. Но небольшие штаты, такие как Аляска, Вайоминг, Вермонт и Делавэр, не часто объединяются в коалицию, как в Швейцарии.

Однако из швейцарского примера можно извлечь важный урок. Из-за миграции между кантонами вес принципа федерализма возрос по сравнению с демократическим правлением большинства. Можно возразить, что это противоречит логике швейцарской истории, поскольку за последние 100 лет значение классических федеральных расколов , таких как религия и язык, уменьшилось. Почему бы в таком случае не пересмотреть относительную важность федерализма и демократии? Почему бы не вернуться к равновесию, например, 1848 года?

Теоретически возможно множество решений. Можно перераспределить места в Совете государств . Учитывая растущую разницу в численности населения кантонов, можно изменить их равное представительство, например, предоставить крупным кантонам три места, средним - два, а малым - одно. Аналогичным образом можно рассчитать большинство кантонов в народном голосовании. Также можно было бы разработать правила разделения полномочий, которые позволили бы федерации осуществлять новые виды деятельности без внесения поправок в Конституцию в каждом отдельном случае. Такие попытки уже предпринимались, но их провал был ожидаем. Изменение правил федерализма - это игра по существующим правилам, и нет никаких причин для меньшинств отказываться от своего давнего права вето, когда их об этом просят.

В целом, конституционный дизайн федерализма должен быть тщательно продуман. Простое демократическое большинство может предоставить избыточное представительство своим малым единицам. Но институционализация таких прав - это улица с односторонним движением: федеральные права меньшинства , однажды введенные, не могут быть отменены простым демократическим большинством.

 

3.5.2 Городские регионы - забытое измерение швейцарского федерализма

Урбанизация в Швейцарии происходила по той же схеме, что и в других странах. Она выкристаллизовалась вокруг исторических центров, которые когда-то были полноценными микрокосмосами, где одни и те же люди работали, делали покупки, жили и проводили свободное время. С развитием общественного транспорта и распространением автомобилей "целостный" исторический город был разрушен: его центр привлекает индустрию услуг , и чем больше услуг сосредоточено в центре, тем больше они могут специализироваться и тем больше они привлекают людей издалека, чтобы воспользоваться ими. Индустрия услуг способна платить более высокую арендную плату, чем жители. Цены на землю растут. Жители вытесняются. Они могут продолжать работать в городе, который теперь является центральным деловым районом, но им приходится искать квартиру в пригороде. Старые промышленные предприятия также переезжают из города в его окрестности. Потребители покупают товары в торговых центрах, построенных рядом с автомагистралями. Автомобильный трафик растет быстрее, чем все остальное. Городские жители становятся пассажирами. Часть их растущего дохода и досуга приходится тратить на более длительные ежедневные поездки между местом работы, магазинами, местами отдыха и домом. Старый город превращается в городской регион, или 'agglomeration' , как его называют в Швейцарии, который выходит за традиционные коммунальные границы и состоит из центрального города и, возможно, 30 или более окружающих его коммун.

Швейцарские агломерации могут быть меньше, чем агломерации других стран, но, согласно официальной статистике, в них проживает около 70% населения Швейцарии. Однако в них нет политической организации для удовлетворения общих потребностей жителей. Для решения вопросов обороны существует федерация. За больницы отвечают кантоны, а за спортивные сооружения - коммуны. Когда речь заходит об инфраструктуре агломераций , общего органа власти не существует. Приходится искать другие способы финансирования и эксплуатации общественных объектов, представляющих общий интерес. В системах общественного транспорта могут сотрудничать несколько организаций: федеральные железные дороги, частные железные дороги, автобусы, обслуживаемые почтовыми службами , а также муниципальные трамваи и троллейбусы. В некоторых агломерациях такое сотрудничество работает хорошо. В других оно терпит неудачу, поскольку каждая пригородная коммуна может наложить своеобразное вето на большинство вопросов (например, Koll-Schretzenmayr и Schmid 2003).

Баланс между качеством жизни в городах и пригородах нарушен. Центральные города обеспокоены концентрацией загрязнения и шума, а также непомерными расходами на общественные услуги, такие как театры и школы, которые оплачиваются только городскими налогоплательщиками, хотя ими пользуются жители всего региона. Благодаря социальной сегрегации бедные концентрируются в городах, в то время как богатые налогоплательщики, включая фирмы, переезжают в пригородные жилые районы. За последние 30 лет представление о том, что богатые города являются двигателями окружающих