неслыханное ранее, а не вспоминается, комбинируется или узнается нечто известное, основанное на чувственном опыте, в котором формируются представления. Таким новым, впрочем, как видно из всего контекста, является в первую очередь сам характер пророческих видений (принципиально отличающихся от естественного представления, являющегося результатом чувственного опыта), а также смысл видения, его таинственный логос; в самом же видении вполне может использоваться и используется в качестве материала нечто известное и культурно обусловленное.

2203

Ср. Arist., de an. 432a31-432b1.

2204

Или: «представление».

2205

Ср. Simpliс., in de an. 3.11 (CAG 8:312, ll. 21-27).

2206

Ср. у Аристотеля: «Воображение... есть такое движение, которое не может быть без ощущения и не может быть у тех, кто не ощущает; а существо, наделенное воображением, делает и испытывает многое в зависимости от этого движения» (de an. 3.3, 428b15, пер. П. С. Попова, цит. по изд.: Аристотель 1975-1983. Т. 1, с. 432); «воображение есть движение, возникающее от ощущения в действии» (Idem, 429а, цит. по изд.: Там же). Констас также указывает на следующие параллельные места: Arist., de an. 429a1-2, 431a16-17, 431b2, 432a8-10; August., ер. 7.3.6. Ср. у Немесия: «Способность представления (φανταστικόν) есть сила неразумной части души, действующая через посредство внешних органов чувств. Представляемое же (φανταστόν) есть то, что подлежит деятельности воображения (φαντασία), как воспринимаемое чувством подлежит чувству. А воображение (φαντασία) есть состояние неразумной души, происходящее от чего-либо представляемого. Наконец, фантазм (φάντασμα, букв.: призрак) есть напрасное состояние, возникающее в неразумных частях души независимо от какой-либо представляемой вещи. Стоики тоже признают эти четыре вида: φαντασίαν, φανταστόν, φανταστικόν, φάντασμα. При этом φαντασίαν они определяют как состояние [движение] души, которое обнаруживает и себя самое, и вызвавший его предмет представления (τὸ φανταστόν)... Φανταστόν есть то, что порождает φαντασίαν, и подлежит чувственному восприятию, как, например, белизна и все то, что может двигать душу» (Nemes., nat. hom. 6: 171-173 (Morani), пер. Ф. С. Владимирского, цит. по изд.: Немесий Эмесский 1996, с. 85-86, курсив наш). Заметим, что прп. Максим употребляет термин φάντασμα не в смысле «призрака», но применительно к тому представлению, которое возникает в душе в результате акта представления (или воображения). Возможно, точнее было бы перевести это место: «Под пределами я разумею представляющее (τὸ φανταστικόν) и предмет представления (τὸ φανταστόν), от которых через посредство представления (φαντασίας), являющегося отношением крайних пределов, возникает представившееся (φάντασμα)». Лоллар, однако, как и мы в основном варианте перевода, понимает τὸ φανταστικόν как способность к представлению или восприятию образов («faculty that perceives appearances»).

Как мы видим, в комментируемом месте из amb. 19 прп. Максим делает акцент (которого нет у Немесия) на активности представляющего и на претерпевании объекта представления. Вероятно, главное, что он хочет подчеркнуть в этом изложении учения о представлении, состоит в следующем: обычное представление (в отличие от пророческого видения) основано на чувственном опыте, являющемся результатом активности представляющего, опирающегося на «претерпевание» объекта представления. В отличие от этого в пророческих видениях абсолютная активность на стороне Бога (Который, очевидно, не может быть «объектом представления», т. е. адекватно познаваться в качестве такового); святые же, как прп. Максим писал в amb. 7: PG 91, 1073С3-1076С7; 1088D5, «претерпевают» Божественное действие (ср. в Ареопагитиках: d. n. 2.9 и у прп. Максима: amb. 20: PG 91, 1237B11; myst. 23: PG 91, 701B12), – только так возможно откровение действительно нового. См. о невозможности постичь Божество посредством воображения в d. n. 1.5 и в схолии 48 к этому месту, где схолиаст дает свое определение воображения и говорит о его видах.

Место «среднего» (понятие о котором здесь используется) и эпистемологии у прп. Максима удачно определил В. В. Петров: «Примечательны примеры эпистемологических середин: мышление (νόησις) и мысль (νόημα) служат связью между умом и мыслимым (τὸ νοούμενον); чувственное и чувствующее (τὰ αισθανόμενα) связаны через чувство (см. amb. 17: PG 91, 1228D-1229A); представление-воображение (τὸ φανταστικόν) и представляемое-воображаемое (τὸ φανταστόν) связаны через образ-явление (φαντασία) (см. amb. 19: PG 91, 1236А)» (Петров 2007, c. 76). О «субъект-объектных отношениях» в античной и неоплатонической философии, которая могла повлиять на прп. Максима, см. Lackner 1962, S. 38-39.

2207

См. Arist., de an. 428a5-7; Simplic, in de an. 3.3 (CAG 11:209, ll. 2-8).

2208

Ср. у Аристотеля: «Что воображение (φαντασία) не есть ощущение, явствует из следующего. А именно: ощущение есть или возможность или действительность, например, зрение и ви́дение; представление же возникает и при отсутствии того и другого, например, в сновидениях» (de an. 3.3, 428a 5, пер. П. С. Попова, цит. по изд.: Аристотель 1975-1983. Т. 1, с. 430).

2209

На примере сна прп. Максим, следуя мысли, высказанной Аристотелем, указывает на то, что нет необходимой связи между представлением (воображением) и чувственным восприятием; различив воображение и восприятие, он делает следующий шаг: видения пророков – результат претерпевания (испытывания) ими действия Божественной благодати (а не восприятия каких-то созданных Богом чувственных тварных символов – противопоставление, которое подразумевает прп. Максим и о котором явно скажет в полемике с Варлаамом и Акиндином свт. Григорий Палама). Бог «воображает» Своим действием «Божественные вещи» в святых, а не является «объектом» их воображения и не создает для этого чувственные символы (будь то образы или слова и звуки).

2210

Дан. 2:19. Сославшись чуть выше на пример сна, чтобы различить воображение и ощущение, прп. Максим теперь говорит об особенностях видений (точнее, «зрелищ» (ед. ч.: ὄψις)), которые во сне видели святые. Об отличии сонных видений святых от обычных людей, причем именно с упоминанием Иосифа и Даниила, писал свт. Григорий Нисский, отмечая, что обычные люди видят сны, связанные с повседневной жизнью, и это принципиально отличается от пророческих видений во сне, хотя некоторый элемент предвидения будущего, не вполне понимаемый им самим, может быть и у обычного человека: «Виночерпий выжимал [во сне] гроздь в чашку Фараонову, хлебодар воображал, что несет корзины (Быт. 40:1). Каждый из них чем занимался наяву, за таким же занятием видел себя и во сне. Ведь подобия обычных им занятий, запечатленные в [способности] душ к предведению, через такое пророчество ума дали возможность вовремя узнать, что сбудется. А если Даниил и Иосиф и те, кто после них, Божественной силою преднаучились ведению будущего и никакого