был буквально сквозь сито просеять весь штат Наркомата обороны, но этого тоже не произошло. Кроме того, автору не удалось найти в списках генералов Красной Армии человека с фамилией Загладин. Напрашивается вывод о том, что в уголовном деле оказалась просто удобная формулировка, позволяющая, хотя и довольно неуклюже, легализовать какую-то иную агентурную информацию. Поскольку в 1944 году никому из военных судей, прокуроров и следователей даже в страшном сне не могло привидеться рассекречивание подобных материалов, логично предположить, что они не слишком заботились об их правдоподобности. Отечественная история знает слишком много примеров фальсификации уголовных дел, чтобы содержащимся в них утверждениям можно было безоговорочно доверять. Как известно, в столь резонансных ситуациях они писались “как нужно”, в отличие от агентурных дел, где подобные явления были просто недопустимы. Все сказанное заставляет предположить, что в процессе “Таврина” прослеживается несколько не слишком хорошо скоординированных дезинформационных операций, проведенных, как часто случалось, топорно. Однако в 1944 году они выполнили свою миссию прикрытия настоящей агентурной информации и ее источника.

В пользу такого предположения свидетельствует изначальная обреченность операции. Советская разведка в августе 1944 года, еще на стадии подготовки “Политова” получила сообщение о готовящейся акции особой важности, после чего была введена в действие операция “Перехват” с привлечением значительных сил и средств. Захваченные в ее ходе агенты дали показания о задании подобрать соответствующую взлетно-посадочную полосу для самолета, что и было сделано. Там расположили засаду, однако вылетевший в этот район транспортный самолет “Арадо” Ар-232[375] на подготовленной полосе так и не приземлился. В 1 час 50 минут ночи 5 сентября 1944 года дежурный поста службы воздушного наблюдения, обнаружения и связи (ВНОС) сообщил в Гжатский райотдел УНКВД Смоленской области об обнаружении самолета, летящего курсом на Можайск. Затем в 03.00 пост известил, что обнаруженный самолет получил повреждения от огня замаскированных зенитных батарей на станции Кубинка и попытался вернуться обратно, но с загоревшимся мотором совершил вынужденную посадку в Кармановском районе Смоленской области. Эта точка отстояла на 150 километров от намеченного места посадки. Существует иная версия этого эпизода, согласно которой “Арадо” не был подбит, а кружил в ожидании сигнальных огней с земли, однако не дождался таковых и пошел на посадку вслепую, разбив моторы о деревья. Версия крайне сомнительна, поскольку при выполнении специальных операций ни один здравомыслящий летчик никогда не рискнет садиться без сигналов, а попросту вернется обратно. Судя по всему, в этом случае мы имеем дело с широко известным явлением искажения реальных событий их очевидцами. Вызывают сомнения и фотоснимки лежащего на земле разбитого самолета. Вероятно, на них запечатлена другая машина этого же типа[376], так как при подобной аварии, а скорее крушении, пассажиры вряд ли могли выбраться из “Арадо” без ссадин и ушибов, выкатить неповрежденный мотоцикл и в целой одежде уехать на нем в направлении Москвы. А события развивались именно таким образом.

С этого момента вновь начинаются неясности. Согласно одной из версий, после вынужденной посадки самолет был обнаружен достаточно быстро, а на мокрой земле четко просматривались следы выехавшего из него мотоцикла. (Кстати, с этой машиной связана очередная, далеко не первая и не последняя путаница в этом непростом деле. Большинство источников утверждают, что террористы использовали немецкий “Цундап”, но некоторые называют его советским М-72. Трудно поверить, чтобы эти два столь различных мотоцикла можно было спутать, равно как маловероятен и промах СД в выборе модели. В Красной Армии трофейные “Цундапы” являлись редкими и своего рода элитными машинами, поэтому агенты явно ехали все же на М-72). По другой информации, факт отъезда от “Арадо” двух человек на мотоцикле в 04.00 зафиксировали члены Запрудковской группы охраны порядка и сразу же доложили об этом начальнику Гжатского РО НКВД старшему лейтенанту милиции Ветрову. Дальнейший ход событий опять-таки изложен в разных документах по-разному. “Таврин” был задержан в 6 часов утра то ли в двух километрах от поселка Карманово, то ли на трассе Москва — Ржев (отстоящей от Карманово, как минимум, на 50 километров), то ли патрулем, то ли опергруппой из шести человек под руководством Ветрова. Все сходятся на том, что подозрительный мотоцикл с мужчиной и женщиной в военной форме остановили для проверки. В документах прикрытия “Политов” именовался Героем Советского Союза майором Тавриным, заместителем начальника отдела контрразведки “СМЕРШ” 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта, который вез в Москву пакет особой важности. “Шилова” имела удостоверение младшего лейтенанта административной службы, секретаря ОКР одной из дивизий той же армии. Все документы были изготовлены практически безупречно, имелась даже сфабрикованная вырезка из газеты “Правда” о присвоении Таврину звания Героя Советского Союза, но награды у Шило располагались по старому порядку ношения, совсем недавно измененному по инициативе ГУКР “СМЕРШ”. Не знать этого настоящий заместитель начальника контрразведки армии не мог. Указанный факт сомнений не вызывает, поскольку существует фотография, на котором ордена Александра Невского и Красной Звезды находятся у Шило не на правой стороне груди, а слева. Очередной ошибкой задержанного стало его заявление о том, что он ехал всю ночь. Это окончательно упрочило подозрения проверяющих, поскольку ночью в районе прошел дождь, и ранним утром пассажиры мотоцикла никак не могли оставаться сухими. Приглашенного в здание поста под благовидным предлогом “Политова” тихо обезвредили, после чего захватили и ожидавшую его на улице “Шилову”. Сопротивления агенты не оказали ввиду его бессмысленности. Приведенная версия выглядит достаточно правдоподобной, но она не единственная. Совершенно внезапно на главную роль в задержании террористов стал претендовать и бывший начальник Кармановского РО НКВД К. Ф. Федосеев[377]. При этом он не упоминает ни об орденах, ни о сухой одежде, а утверждает, что пассажиры остановленного для проверки мотоцикла вызвали у него подозрение, поскольку не могли указать на карте дороги, по которым якобы ехали до Карманово. Кроме того, Федосеев является единственным человеком, сообщившим, что в рукаве у “Таврина” находился гранатомет, остальные же единодушно указывают, что террорист оставил его в самолете вместе с рацией. Кстати, в протоколе обыска “Панцеркнакке” не фигурирует. Бывший начальник Кармановского РО НКВД утверждал также, что за поясом у Шило находились три пистолета. Помимо бессмысленности ношения их в таком количестве и подобным образом, дополнительные и веские сомнения в истинности сообщенных фактов возникают у любого, когда-либо работавшего с короткоствольным оружием. С таким арсеналом, причем не в кобурах, а за поясом, затруднительно не только вести бой в случае необходимости, но и просто передвигаться и управлять любым транспортным средством. Федосеев утверждает также, что у “Таврина” был изъят миллион рублей, тогда как по