вместе с днем. Было уже повечерие. И я как-то буднично понял, что в копилку «потерянных» и «непрожитых» на Мангышлаке дней пал еще один. Впрочем, почему пал? Докуда мы сегодня сможем доехать по асфальту? До Жанаозена? Так нам туда и надо! Так, где тут у нас асфальт? Оксана, ну чё ты как эта-то!

Теперь наш путь лежал на юг. Мимо Форта-Шевченко, мимо Актау, вновь по впадине Карагие, на Жанаозен, родину мангышлакской нефтедобычи. Именно Жанаозен был последней точкой, где можно беспрепятственно пополнить запасы воды, еды, бензина и всякого иного, что потребовалось бы нам в предстоящей вылазке в самую что ни на есть пустынную глубь – к урочищу Босжира.

До Жанаозена было около трехсот километров, а еще предстояло найти ночлег, совершить покупки, поужинать наконец, потому мы поспешали.

Шекпак-Ата так и осталась неперевернутой страницей. Что ж, отнесем это на баланс моих личных трагедий и не будем расстраивать экипаж. Со стороны могло показаться, что они ничего и не заметили, но я-то знал, что они просто не подали вида. Жанаозен, так Жанаозен.

Явление рвачества

Он и появился так же, вдруг. Как нечто такое, вроде необязательное, но не объезжее. Как полустанок на железной дороге. Как обязательная для поезда, но не для пассажира остановка.

Не очень мне хотелось в нем ночевать, но, видно, такова была наша планида, других вариантов не было. Их всего три города на Мангышлаке – Форт-Шевченко, который мы покинули, Актау, который мы уже проехали, и Жанаозен, который на пути в Босжиру. Так чего тогда роптать.

Вот уже и пригороды, точнее начинающиеся за десятки километров от Жанаозена нефтепромыслы. Они нисколько не похожи на уральские или поволжские, да даже на гурьевские нефтепромыслы, где синие качалки вальяжно расположены за десятки и сотни метров друг от друга, соединены между собой желтыми венами технологических трубопроводов и красными артериями основных нефтемагистралей. Где все это располагается в отдалении от дорог, а сама дорога идет по насыпи.

Здесь же дорога шла по желто-бурой, без единого кустика, без единой травинки пустыне безо всякого над ней возвышения. Будто кто-то большой прямо с небес прыснул струей ленту асфальта, и она высохла тотчас под неостановимо палящим, как прикованный к пулемету псих, солнцем.

А справа и слева осталась та же пустыня. Только она была заставлена – такое впечатление, что каждый метр ее, – качалками, вышками, мачтами, завалена металлическим всяким хламом, и все это было разнокалиберное, разносортное, в той или иной степени запущенности и упадка. Рядом могли стоять ржавая вышка и новая качалка. Чуть в стороне валялась старая качалка и догнивала свой век здесь же, не отходя от места гибели, – ненужная, не обихоженная, будто павший от старости дикий зверь.

Все, что могло еще работать, работало, остальное просто было брошенным, и все вместе выглядело неряшливо, как будто оживали иллюстрации к учебнику истории про капиталистические, эксплуататорские методы хозяйствования в XIX веке.

Не видно никакой рачительности, все подчинено хищнической цели – поскорее добыть, дать план, вал, рекорд, прибыль. Никакого даже видимого природопользования здесь нет, есть варварское, звериное, будто налетела на корову комариная стая, высасывание. Даешь, даешь, даешь! Богат же дебет местных скважин. Не скудеет мангышлакская кладовая!

И народ по этим нефтепромыслам сновал какой-то грязный, маслянистый, с замотанными в платки от пустынного ветродуя лицами. И было его в избытке, и выглядело все это какой-то, если честно, колонией. И если случалось нам въехать на пригорок, виделось с него, что такая ситуация не только вдоль дороги – куда ни глянь, до горизонта уходили нефтепромыслы, нефтепромыслы, нефтепромыслы. Над ними, в воздухе, вздетые на высокие флагштоки, гордо реяли флаги как местных, так и мировых нефтяных корпораций, но и те и те, казалось, вели себя лишь как захватчики. Такое впечатление, что здесь не добывают нефть, а лишь присосались к ней и сосут.

Сам Жанаозен оказался городом настолько, насколько может быть городом поселение в пустыне. Здесь всюду была она, пустыня. Здесь не было даже намека на дыхание моря, как в том же Актау, и лишь на контрасте с Актау стало понятно, насколько все-таки в нем осталось еще много того первородного, изначально замысленного лоска.

В Жанаозене все попроще, победнее. Аккуратные однотипные жилые дома. Панельные, ракушечные, выстроенные во фронтир, микрорайонами. Выделяются лишь многочисленные, явно новодельные (фасад – стекло, остальное – бетон, вывеска во всю крышу – неон) здания управлений нефтяных контор и поднефтяннических всяких шараг. Ровные дороги – магистрали, второстепенные дороги поуже, межквартальные проезды – в одну машину.

Беленые бордюры, скудные клумбы. Тротуары. Вправо-влево уже песок. Не газон, песок. Чем дальше от центра, тем песка больше. Тропинок как таковых, что в изобилии протоптаны во всяком жилом месте в средней полосе, через грязь ли, траву – неважно, здесь нет, песок не дает протаптывать тропинки. И потому жилые дома стоят в этом песке, как покинутые. Лишь только полощется в нагретом воздухе развешенное на балконах белье, создавая странное ощущение некоей затаенности. Центр типовой – площадь, мэрия, торговый центр, отель.

У нас был список из адресов нескольких жанаозенских отелей. Этот был среди них и высился он новодельной бетонной громадой в полтора десятка этажей почти что в центре. В той части Жанаозена, что почти напоминала город, а не декорации к нуарному фильму-ремейку «Телохранителя» Куросавы с Брюсом Уиллисом, «Герой-одиночка». Цену в отеле ломили даже не московскую, а нечто почти нью-йоркское.

К тому времени Оксана нас почти простила, и мы решились обойтись поиском через ее базу. Она охотно откликнулась и споро нашла поблизости еще один отель. Мы доверились ей, – что еще нам оставалось делать.

Явление огня

Заведя нас в какой-то двор с каруселями и простынями, Оксана заявила, что «мы приехали». Обойдя все дома во дворе, гостиницу мы так и не обнаружили. В принципе, не особо-то и хотелось, сказали мы Оксане, показали язык и выехали на проспект, решив попытать местных.

Первая же остановленная нами женщина откликнулась и принялась объяснять дорогу. Дескать развернетесь, повернете направо, потом квартал, выедете на площадь, там недалеко увидите.

Я уточнял у нее какие-то моменты. Уточнил и про площадь.

– Ну площадь, – сказала женщина, – та самая. Где события у нас были. – Она посерела лицом, сглотнула и переспросила: – Вы ведь слыхали про события?

Не давая раскрыть рот особо словоохотливым членам экипажа, которые уже вознамерились поинтересоваться всеми событиями, происходившими в Жанаозене исстари, я сообщил, что про события мы слыхали.

Женщина осеклась, будто не запнулась, а резко притормозила. Так бывает, когда ты несешь