в руках, допустим, таз воды и вдруг замечаешь в последний миг ступеньку, когда еще даже не занес ногу для следующего шага, но уже набрал инерцию и все тело подготовил к его совершению. И вода всколыхивается и заходится по тазу всплеском не зародившейся волны, но не выплескивается наружу.

То же произошло и с этой женщиной. Она будто не выплеснула все то, что давно уже бултыхалось в ее душе. И я был тому причиной. Горе, ее герметичное горе, так и осталось лишь с ней. Я это понял.

Она еще раз объяснила дорогу, я поблагодарил и, дотронувшись до ее руки, только и мог выдавить: «Извините». А она больше ничего не сказала.

Указанная женщиной дорога привела к тому же отелю с заоблачными ценами, откуда мы недавно уехали. До него мы доехали молча, но я знал, что теперь все придется рассказать. Да, в том числе поэтому я всеми правдами и неправдами пытался избежать Жанаозена, но куда ты денешься с подводной лодки, особенно если кругом пустыня. Стало быть, и нам придется хотя бы так, но пережить то, что было пережито здесь.

Я пошуровал во внутренностях Оксаны, опять нашел вкладку с отелями, выбрал самый дальний от нас, чтобы, значит, было время, и одновременно с выездом от отеля к «той самой» площади сказал: «Значит, те события»…

Здесь, на площади и около, погибли люди. По официальным данным шестнадцать человек, а по неофициальным – около семи десятков. Счет раненых и покалеченных идет на сотни. Случилось это 16 декабря 2011 года и в последующие два дня.

Площадь была занята бастующими нефтяниками. Преимущественно это были работники дочерних компаний Казмунайгаза – Озенмунайгаза и Каражанбасмунайгаза. Последняя – это совместное предприятие Казмунайгаза и китайской мегакоропорации CITIC. К ним присоединились и работники более мелких организаций – в нефтедобыче их очень много: сервисные, ремонтные, буровые, разведочные. Есть данные об участии в протестах работников «Ерсай Каспиан Контрактор» – дочки итальянской ENI. Обычное дело для Казахстана – нефте- и газодобыча на паях с иностранным концессионером.

Протесты начались в мае 2011 года, но им предшествовала многолетняя борьба жанаозенских нефтяников за свои права. В этой истории есть и профсоюзное движение, и протесты, и забастовки, и политическая борьба.

Основным требованием протестующих было уравнивание в правах с иностранными специалистами. У последних и условия труда были легче, и оплата труда выше. Причем очень и очень значительно. Борьба велась все двухтысячные годы с переменным успехом – иногда одерживали верх профсоюзы, иногда руководство предприятий.

Корни же этой борьбы уходят вообще в 80-е годы прошлого века. С середины 80-х годов ситуация была неспокойной. Тогда волнения местного населения явились результатом засилья на местных нефтепромыслах кавказских кланов.

Изначально азербайджанские и чеченские нефтяники составляли значительную массу первопроходцев-буровиков. К тому времени эти республики наторели в нефтедобыче, а до Кавказа по морю всего несколько сотен километров.

Постепенно кавказцы выдвинулись на руководящие должности. И, по привычке к клановости, скоро они окружили себя многочисленными родственниками и их семействами. Засилье кавказских специалистов поставило местное население в разряд парий, чей удел лишь самая тяжелая и низкоквалифицированная работа. По сути, на узеньских промыслах процветали колонизаторство и сегрегация.

Доходило до того, что в медицинских учреждениях Нового Узеня (тогда этот город назывался так) создавались две очереди – для «своих», то есть кавказцев, и «мамбетов», то есть местных. Результаты лечения были такими, что среди местных свирепствовал туберкулез, в других сферах медицины тоже все было очень запущено.

И народ восстал. Хватило искры. Кто-то из кавказцев сказал на танцах кому-то из местных что-то обидное. И началась резня. Подавить ее удалось лишь войсками и бронетехникой.

Однако были устранены и причины волнений. Сегрегацию искоренили, кланам приезжих «специалистов» пришлось отправиться восвояси. Было это в 1989 году. И те события до сих пор одно из темнейших пятен в истории позднего СССР. О событиях в Сумгаите, ферганской резне известно гораздо больше, нежели про Узень-1989.

Не прошло и десятка лет, как одних «приезжих» сменили другие. В двухтысячных и начале десятых к социально-этническим причинам прибавились экономические. Но протест был мирным, это была в большей степени профсоюзная борьба. Хотя власти и собственники не гнушались и методами на грани произвола. Юрист Наталия Соколова, сотрудничавшая с профсоюзами, получила срок по сфабрикованному делу, активист Жаксылык Турбаев убит при невыясненных обстоятельствах, дочь одного из руководителей протестного движения была изнасилована и впоследствии умерла.

К маю 2011 года в нефтяном руководстве пришли к выводу, что любые переговоры с набравшим за годы противостояний силы и опыта движением нефтяников бессмысленны. Думаю, всем известны подобные истории – «если тебе что-то не нравится, тогда вали отсюда, за забором таких дураков три рубля пучок, найдем замену».

Нам ее не гнушаются показывать и по телевизору. Когда все тот же спесивый тип через губу цедит нищему учителю: дескать, а что ты большую зарплату клянчишь? Не нравится? Увольняйся, иди в бизнес, там заработаешь. Это она, та самая история! Не всем известно, однако, что любая такая замена, любая презрительная самонадеянность обходится намного дороже, нежели попытка договориться. В Жанаозене начались сокращения. Где-то сокращались должности, где-то зарплаты.

В результате на улице, в прямом смысле, оказались несколько тысяч человек. Они оборудовали протестный лагерь на центральной городской площади и стали мирно, без оружия добиваться восстановления своих прав. Аналогичные митинги прошли и в Актау, где их сразу же разогнала полиция. С самого начала с протестующими разговаривать особо никто не хотел. В Жанаозене предпочитали просто не обращать внимания. Однако протестующие не расходились.

Май, июнь, июль – самые жаркие, самые иссушающие мангышлакские месяцы нефтяники оставались на площади и твердо стояли на своем. Да и куда податься было этим людям в моногороде, где всё так или иначе связано с нефтегазодобычей? Ситуация постепенно просочилась в международную инфоповестку.

На проблему обратили внимание, когда певец Стинг, звезда мировой величины, вдруг отменил свой концерт на дне города казахстанской столицы Астаны 4 июля 2011 года. Сначала он не объяснил причины, однако через два дня, общаясь в интернете с фанатами, заявил, что хотел таким образом привлечь внимание к проблеме бастующих мангышлакских нефтяников. Это было 6 июля.

А уже 8 июля власть отреагировала. Стинг привлек внимание к проблеме. Лагерь нефтяников решено было разогнать, на протестующих натравили ОМОН с дубинками, однако доведенные до отчаянья люди облили себя бензином и пригрозили устроить массовое самосожжение.

Власть отступила, однако проблему решать не спешила. Сновали туда-сюда комиссии, но запомнились они лишь кутежами в расположенной поблизости гостинице «Аруана».

Миновали август, сентябрь, октябрь, ноябрь. Ничего не происходило.