– Значит, жеребцы, которые стали производителями вашего нового поголовья, куплены на конских ярмарках? – спросила Стефани. – Помнится, когда вы рассказывали мне историю Сабра, вы говорили, что жеребцы обошлись вам дороже, чем я могу представить. Должна сказать, в то время я подумала, что вы говорили не о золоте, но я, видимо, ошиблась.

Она понятия не имеет, о чем говорит, думал Рафик. На миг он ощутил острое желание признаться ей, но потом безжалостно подавил его. Не это ли имела в виду Стефани, когда обвинила его в том, что он скрывает свои чувства за непроницаемым покровом? Он вспомнил, как после хаммама она предложила ему быть более откровенным в отношении своего прошлого. Тогда они говорили об Эльмире. Стефани не могла знать, что сейчас речь снова шла об Эльмире. Ему не нравилось, что она завела привычку напоминать ему об умершей жене, пусть даже невольно. Он пожал плечами и отвернулся.

– Жеребцов для Бхарима я купил в другом месте.

Они оба прекрасно понимали, что это не ответ, но Стефани, очевидно, решила не нарушать их негласного перемирия и просто кивнула. Казалось бы, Рафик должен был испытать облегчение. Вместо этого он почувствовал себя виноватым.

Рафик смотрел, как Стефани завела игру с продавцами лошадей, и с восхищением увидел, что она верна себе. Она бросала всем вызов, поднимая шум возле самых красивых лошадей, чем страшно веселила продавцов и, безусловно, возмущала потенциальных покупателей, хотя никто из них, естественно, не выдавал себя.

В Стефани быстро распознали иностранку. Однако повышенное внимание, похоже, ее ничуть не беспокоило. Ее природное любопытство пересиливало робость, а скромность и то, что она совершенно не сознавала своей привлекательности, притягивало к ней в равной степени и мужчин, и женщин, и детей.

Стефани хотела детей. Много детей, как она сказала. Независимость обошлась ей очень дорого. Рафика в очередной раз возмутила эта несправедливость. За что ей такое жестокое наказание! Как принц, он обязан был жениться на девственнице, впрочем, Стефани даже не имела никакого титула. Но действительно ли девственность настолько важнее всех других качеств? В конце концов, она не обязана заявлять всему свету о потере невинности.

От этих мыслей Рафик почувствовал себя неловко. Стефани пришла бы в ужас, если бы узнала о них. Она ценила свою драгоценную независимость превыше всего. Он не хотел бы видеть Стефани с другим мужчиной. Он не имел никакого права испытывать в отношении ее собственнические чувства, и, узнай она об этом, ее бы это возмутило. Но выход был. Когда Стефани уедет из Аравии и вернется в Англию, его уже не будет касаться, что она делает, так что он может ни о чем не волноваться.

Высокий мужчина, разговаривавший с ней, отвлек Рафика от размышлений на тему морали. В нем безошибочно чувствовалась уверенная властность. И легкий намек на угрозу. Ятаган, висевший у него на поясе, выглядел хорошо поработавшим. Фигура мужчины говорила о том, что он с успехом мог бы им орудовать.

Рафик, рассекая толпу, пересек поляну.

– Могу я чем-то вам помочь? – решительно спросил он.

Лицо высокого мужчины сильно загорело, но его выгоревшие брови и пронзительные голубые глаза выдавали в нем иностранца, хотя по-арабски он говорил в совершенстве.

– Нет, – беспечно ответил он. – Я просто восхищался тем, как хорошо мисс Дэрвилл разбирается в лошадях. Хотя теперь, когда я узнал, что она ваш главный королевский ветеринар, мне это понятно. Вы, должно быть, принц Рафик. – Мужчина протянул руку. – Я много слышал о вашем конезаводе и о скачках Сабр. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Кристофер Фордис.

Рафик приветствовал его по-английски и заметил, что Фордис забрался далеко от дома.

– Верно. Как и прелестная мисс Дэрвилл, – любезно ответил тот. – Знаете, за недолгие месяцы она третья англичанка, которую я встречаю здесь, в Аравии. Полуостров просто кишит ими! В Кариме я встретил ботаника, хотя сейчас она, наверно, уже вернулась в Англию. А потом в Маримоне – придворного астронома, вы представляете?

– Я знаком с принцем Кадаром из Маримона. Он владелец одного из моих чистокровных скакунов.

– Счастливец. Мне бы очень хотелось заполучить одну из ваших драгоценных лошадей, но я держу ухо востро и не стану спрашивать, привезли ли вы сегодня какую-нибудь из них на продажу.

– Это почему же? Что вы слышали?

– Только то, что известно всем в этих местах. Что вы продаете лошадей только избранным и не на публичных торгах, – сказал Кристофер Фордис, слегка сдвинув свои выгоревшие брови. – Не нужно обижаться.

– Никаких обид, уверяю вас. Как я понимаю, мистер Фордис, вы здесь, чтобы купить лошадь.

– О, я просто проезжал мимо.

– Сначала Карима, потом Маримон и вот теперь Нессарах. Не самый прямой маршрут. Уверен, у вас есть веская причина, чтобы проделать такой путь.

– Такая же веская, как та, что заставила вас выписать из Англии дочь Ричарда Дэрвилла, чтобы она лечила ваших скакунов, принц Рафик. Как я уже сказал, я держу ухо востро. Но не беспокойтесь, секреты – моя профессия, так что ваш секрет в полной безопасности. Обещаю. А теперь прошу меня извинить. Мисс Дэрвилл, приятно было познакомиться. Ваше величество. – Англичанин раскланялся.

– Один момент, мистер Фордис. Уверен, вы понимаете, что пустыня – очень опасное место. И раз вы так хорошо информированы, то должны также знать, что у меня имеются связи практически со всеми бедуинскими племенами. Любые слухи, касающиеся моих конюшен и особенно здоровья моих лошадей, дойдут до меня очень быстро. Мне бы это очень не понравилось.

– Мне понятно ваше страстное желание, так сказать, не выносить сор из дома, но не опускайтесь до того, чтобы угрожать мне, пусть даже косвенно. – Взгляд Кристофера Фордиса стал жестким, как и его голос. – Я человек слова, и этого должно быть довольно даже для принца.

– Безусловно. Я вижу, что так оно и есть.

Англичанин повернулся и исчез в толпе.

– Несмотря на все его очарование, это опасный человек, – заключил Рафик. – А теперь почему бы нам?.. – Он остановился на середине фразы. Не может быть. Возможно, он ошибся? Но нет. У Рафика упало сердце. Черная пелена вины снова накрыла его душу.

– Рафик? У вас такой вид, словно вы увидели призрак.

Она даже не представляла, насколько близка к правде.

– Я вижу, что вождь бедуинов Салим нежданно почтил нас своим присутствием, – мрачно произнес Рафик.

– Тот бедуин, который украл лошадей у вашего отца!

– Тот бедуин, который выиграл лошадей у моего отца, – поправил ее Рафик, тронутый ее несвоевременной преданностью. – Прошу меня извинить, – сказал он, – меня уверяли, что сегодня его не будет, но, видимо, эти сведения оказались неверными. Я должен выразить ему свое почтение. Подожди здесь, чтобы я мог тебя видеть.

Стефани осталась на месте, с пониманием относясь к его просьбе. Встреча с человеком, который украл – выиграл – лошадей его отца, который лишил Бхарим Сабра, очевидно, была для Рафика не простым делом. Ей бы наверняка захотелось повернуться и бежать в противоположном направлении. Рафик вел себя гораздо достойнее.