что-то упало. Женщина вскрикнула. Жоффруа услышал чье-то сопение, и снова звук удара. Эти звуки трубочист мог определить безошибочно. Жоффруа замер и не мог пошевелиться. Ему захотелось залезть в дымоход поглубже, только бы не слышать этих звуков. Как в детстве, когда ругались его родители. Тогда он кричал, пытался их остановить, но никто не обращал на него внимания. И со временем Жоффруа понял, что от него ничего не зависит, что мир не изменить и что лучше просто бежать от ругани в чулан и затыкать уши. Сейчас Жоффруа тоже обхватил лестницу рукой и закрыл уши ладонями. Нет! Нет, он не хочет ничего этого слышать. Его здесь нет.

Сколько так прошло времени, он не знал. Но когда он снова задвигался, внизу было тихо. Жоффруа сделал глубокий вздох, а потом вытащил самокрутку и закурил. И почему Клод отправил именно сюда? Руки тряслись.

Если бы не воронье гнездо, он бы трубу лихо почистил. Здесь топят не просто березой, тополем или осиной. Эти деревья хороши только для разжигания огня, а тепло почти не держат. Нет, у мсье топят буком, грабом и королем всех поленьев – дубом. Такие дымоходы чистить одно удовольствие. Здесь у хозяев есть деньги, чтобы не загрязнять свои камины разными креозотами и карбонилами, как бывало у его родителей.

Трубочист прислушался еще раз – в кабинете было тихо. Тогда Жоффруа стал осторожно спускаться, стараясь не задевать стенки своей сумкой с инструментами. Сейчас он вылезет и сразу уйдет из этого дома с его сажей и холодом.

Однако то, что он увидел в кабинете, заставило его вздрогнуть. На полу лежал мсье. Жоффруа сначала увидел только его ноги. Он стал медленно обходить стол. Руки мсье не двигались. Он что, потерял сознание?

– Мсье де Фижак? – окликнул его Жоффруа почти шепотом, но тут же осекся. Из головы Филиппа де Фижака текла кровь, а открытые глаза говорили о том, что ему уже ничем не поможешь.

Рядом с мсье лежала мадам. Спутанные длинные волосы падали ей на лицо. На руке краснела глубокая царапина.

Наверное, поранилась о канделябр, который лежал перепачканный кровью между мадам и мсье. У Жоффруа загружилась голова. Недолго думая, он открыл окно и, вытирая за собой рукавом следы, выпрыгнул в сад. Инструменты в сумке за плечами громко звякнули.

Лежащая на полу кабинета женщина открыла глаза.

2

Габриэль Ленуар потянулся, выйдя на перрон вокзала города Фижак.

– Вот это путешествие! Если ты не напоишь меня своим домашним вином, Люсьен, я до ночи не смогу уснуть.

– В городе моих предков твое слово – закон, «Сент-Эмильон» пятилетней выдержки тебе обеспечен!

– Пятилетней выдержки? Как же ты будешь рисовать, если у вас дома такое вино? – Габриэль легко подхватил свой чемодан и зашагал в сторону высоких квадратных окон вокзала.

– Дома я могу рисовать даже с закрытыми глазами! Мы же на юге, солнечные лучи здесь просвечивают через закрытые веки! – Люсьен де Фижак бежал вперед так, словно они не тряслись несколько часов во втором классе поезда, а только-только отправились в путешествие. – Мне нужно набивать руку. Буду делать наброски, писать портреты с прислуги и всех гостей. Иначе не видать мне Академии художеств. Ты лучше скажи, чем собирается занять себя будущий банкир и надежда Леона Дюрока?

Ленуар поморщился:

– Я собирался просто отдохнуть. Заслужил же я три дня спокойствия без цифр и статистики?

– Ну да… Хм, что-то нас никто не встречает, дружище. Неужели дядя снова все перепутал? Где кучер? – Люсьен остановился на привокзальной площади и опустил свой чемодан на землю.

– Давай пешком? Заодно и город покажешь?

Через несколько минут молодые, по-парижски одетые друзья подошли к мосту через реку Селе́.

– После землетрясения 1892 года Сосновый мост еще не восстановили, – сказал Люсьен.

Новая кладка каменного моста действительно почти смыкалась, но посередине до сих пор зияла дыра. Сверху лежали два бревна, но по ним через мост переходили только самые отчаянные.

– Ладно, вон там, внизу переправа. Скоро уже будем дома. – Люсьен подхватил оба чемодана и закричал: – За мной! Посмотрим, как ты бегаешь, избалованный парижский денди!

На переправе толпился народ. Заметив знакомое лицо, Люсьен обратился к аккуратно одетой женщине в длинных голубых перчатках в тон платью.

– Лор?

– Мсье? Мсье де Фижак? – Габриэль уловил нотки радостного удивления в голосе женщины. – Вы к дяде на праздник Всех святых?

– Это Лор – ангел, который с детства следил, чтобы мы ходили в чистой одежде! – представил Люсьен женщину. – А это мой парижский друг Ленуар. Как поживает дядя?

– Я слышала, что у него скоро свадьба, мсье. Кажется, он в прекрасной форме. А как поживает ваш батюшка?

– Отец в этот раз не приедет, но свадьбу Филиппа, конечно, не пропустит. Знаешь, – обратился он к Ленуару, – дяде уже под сорок. Сколько у него было женщин – не сосчитать! Он на весь город прославился своей любовью к женскому полу. Так бы и куролесил. А тут дед помер и оставил завещание, что Филипп сможет распоряжаться имуществом, только если женится и оставит после себя ребенка. Вот дядя и решил остепениться. Простите, Лор, я не хотел смущать вас своими глупыми разговорами, – сказал Люсьен, заметив, как Лор отвела глаза, и посмотрел на город. – Но вы ведь и так давно знаете моего дядю.

– Да, и он наконец-то принял правильное решение, – сказала Лор, улыбнувшись.

Они вышли на другом берегу реки и направились к особняку де Фижаков, который местные жители привыкли называть просто «замком».

Лор попрощалась с Люсьеном у входа в свою прачечную, и друзья с радостным предвкушением ужина и красного вина постучались к Филиппу де Фижаку.

Им долго никто не открывал, а когда дверь наконец отворилась, по лицу старого Рено Габриэль понял, что сегодня, возможно, они вообще останутся без ужина.

3

– Простите! Простите, мсье, – причитал старый слуга, – я уж было засобирался на вокзал, черт лысый, а тут такой несчастье. Мадам в слезах, кричит: «Помогите!» А что тут уже поделаешь? Мсье богу душу отдал. Я кинулся за полицией… Сержант там, с мадам.

В кабинете были закрыты шторы, отчего он казался еще темнее. В книжных шкафах краснели маленькие томики «Популярной библиотеки». На письменном столе лежала стопка нераскрытых конвертов. Посреди комнаты над трупом Филиппа де Фижака склонилась девушка. Волосы у нее были не убраны. Она казалась очень молодой. Кружевные перчатки и модный закрытый воротник подчеркивали белизну ее кожи. Ленуар был очарован.

– Его убили! – говорила она чуть охрипшим от рыданий