Всё валялось так, как будто кто-то только что закончил работать на разных станках и верстаках. Но стоило ребятам войти – гости здесь, видимо, бывали не часто, – инструменты полезли и попрыгали по крючкам, гвоздям и ящикам. Стало чисто и прибрано.

Стёпка остолбенел. У него даже голова на миг закружилась. В самых смелых своих мечтах он не мог себе представить такой сказочной мастерской.

Дедок, казалось, был занят взятыми у мальчиков «элементами». Кинул их один за другим на весы, с медальки срезал стружку, от изумруда кусочек отколол, к граниту щепотку песка из своего мешка добавил. Но при этом исподволь наблюдал за мальчиками.

Заметил, как Тёма, обиженный пренебрежительным к нему отношением, сел в углу, изображая равнодушие ко всему окружающему. И как загорелись глаза у Стёпки, как непроизвольно зашевелились его пальцы, будто желая всё немедленно потрогать и попробовать.

Стоило только Стёпке поймать на себе дедовский взгляд, как он подбежал и встал рядом. Дедок еле заметно кивнул на тигель. Стёпка бросился разводить под ним огонь.

Тёма с тоской смотрел, как быстро поладил Стёпка с этим заносчивым склочным старичком, как они понимали друг друга по взгляду и жесту, словно много лет проработали бок о бок, и с горечью думал, что друг его предал.

Даже инструменты в мастерской приняли Стёпку как своего. Так же, как помогали они деду, стали помогать и мальчику. Стоило Стёпке, например, начать затачивать бруском остриё медного гвоздика, как брусок, быстро поняв, что от него требуется, сам, без его участия доводил работу до конца. Только он начал крутить ручку мельницы, чтобы размолоть гранит, как жернова завертелись сами, крошки камня посыпались в бронзовую ступку.

Стёпка покосился на Тёму.

Тот сидел в углу, делая вид, что совершенно безучастен к своему положению исключённого из действа, самого важного за всё их путешествие.

Стёпка, незаметно для деда, дал Тёме знак подойти. Шепнул:

– Помоги, пожалуйста. Без тебя не успеем.

Сунул ему пестик и показал, как размолоть крошки камня в песок.

Сам отошёл к печи, поставил в неё плотно закрытый чугунок с кедровой чашкой.

Тёма яростно колотил в бронзовой ступке гранитное крошево, кусочки камня вылетали на верстак. Он подбирал их, кидал обратно в ступку. Ничего не получалось, но Тёма, покраснев от напряжения, продолжал колотить.

Дедок всё видел. Но молчал, только усмехался.

Стёпка это заметил. Подошёл к Тёме, сказал тихонько:

– Ты не колоти, а перетирай. Увидишь, всё получится.

Дело пошло лучше. Пестик сам завертелся, запрыгал. Из ступки ничего не выскакивало. А коротко стрельнувший взглядом дедок улыбнулся уже добродушно.

Он в это время в большом стеклянном цилиндре установил булавочным остриём вверх отточенный медный гвоздь. Осторожно, не дыша, положил на остриё кристалл изумруда. Легонько толкнул пальцем. Камень завертелся, всё быстрее и быстрее, превратившись в зелёное колесо. Дед протянул руку. По верстаку к нему подъехал стеклянный кувшинчик с желтоватой жидкостью. Дедок поднял его и стал медленно, очень тонкой струйкой лить эту жидкость на вертящийся изумруд. Капли слетали с него и, уже зелёные, ударялись изнутри о стенки цилиндра и медленно стекали вниз. Вращающееся колёсико таяло на глазах; кристалл зримо становился всё меньше и меньше. Цилиндр изнутри окрасился в ровный зелёный цвет. Когда на острие гвоздя остался только маленький, с горошину, изумрудный шарик, дед капнул на него жёлтой жидкостью, шарик вспыхнул и растворился сиреневым облаком, а жидкость на стенках цилиндра потемнела и засветилась. Дедок выдернул из цилиндра гвоздь, бросил на верстак. А стеклянный цилиндр со стекающим вниз темно-зелёным светящимся раствором быстро понёс к горну.

По его указанию Стёпка снял с полки овальный глиняный сосуд, похожий на очень большое яйцо. Дед укрепил его среди тлеющих углей горна. В узкое отверстие на верхушке влил сначала растворённый изумруд, а затем медленно, тонкой струйкой, расплавленное серебро.

Тёма подумал, что всё-таки Стёпка был прав и не зря они тогда помогали Мите. Не получил бы Стёпка царскую серебряную медаль, не хватило бы «элемента», и не взялся бы дед Пётр ключ делать.

Подумал, но не сказал, а дедок, словно услышав, пробурчал вроде как себе под нос, но достаточно громко:

– На добрые дела времени жалеть не надо, и не надо ждать, когда тебе за них воздастся.

Он осторожной струйкой всыпал в яйцо розово-золотой гранитный песок, добавил кедровые угли; зачерпнув из деревянного корыта разведённой глины, одним шлепком залепил горловину. Положил сосуд на бок и велел раздувать огонь. Стёпка и Тёма встали у мехов и, изо всех сил налегая на рукоятки, стали раздувать угли в горне.

Наконец, жару хватило на то, чтобы глиняное яйцо раскалилось и начало светиться. Дедок велел остановить меха. Объявил, что нужно только ждать, получилось или нет. Теперь от них ничего не зависело.

Мальчики и дед смотрели на раскалённый глиняный сосуд, который становился то алым, то оранжевым, то золотым.

– А если не получится? – спросил Тёма дрогнувшим голосом.

Дед ответил вопросом на вопрос:

– Пока ко мне шли, крали что-нибудь? Обманывали ли кого? У всех ли, кого обидели, прощения попросили? Если совесть у вас чиста, скорей всего, получиться должно.

– Я сегодня утром сестрёнку обидел, – мрачно сказал Тёма.

– Ну, это хуже, – покачал головой дед. – Иди сюда.

Он положил на верстак перед Тёмой полоску серебра, срезанную со Стёпкиной медали, осколок изумруда, из ступки вытряс останки карельского песка, а из чугуна – кедровых углей. И велел сделать для сестрёнки подарок. Увидев, что Стёпка двинулся было помогать другу, отвёл его в другой конец мастерской. Показал на литую медную дверную ручку – голову льва, держащую в зубах кольцо. Сказал, что нужно сделать ещё одну точно такую же для дверей храма.

– А вы что, один целый храм строите? – спросил Стёпка.

– Вот сделаешь мне ручку – значит, уже вдвоём.