Погоди-погоди, не торопись, — перебиваю я. — Я сейчас подъеду.

— Да, зачем, тут всё равно…

— Дождись, говорю! Я скоро!

Не нравится мне её настроение. Что за ерунда такая. Я прощаюсь с соратниками и убегаю. К «Союзнефтеэкспорту» подъезжаю быстро. Снаружи ждут Наташкины охранники. Дверь оказывается открытой, и я забегаю внутрь, в вестибюль. Сразу замечаю её.

Она стоит с двумя девушками постарше и у меня складывается впечатление, что они её утешают. Вид у Наташки грозный, но только…

— Наташ, — хмурясь спрашиваю я. — Ты что, плакала?

— Я⁈

Она отворачивается и проводит ладонями по лицу.

— Нет! С чего бы? Просто устала. Ладно девочки, до свидания…

— Погоди-ка…

Я беру её за плечи и поворачиваю к себе. Точно плакала.

— Что случилось? — спрашиваю я не у неё, а у её коллег.

— Ничего! — мотает головой Наташка.

— Девочки! — пристально смотрю я на подруг. — Что случилось?

— Да, Зевакин! — в сердцах произносит одна из них.

— Что-что?

— Да ничего, пойдём уже домой! Лена, ну что ты говоришь!

— Лена, рассказывай! — приказываю я.

— Да… ворвался… Он выпивший был, с банкета какого-то… Налетел на Наталью, наорал, что ничего не сделано, а мы ведь ни на секунду не присели…

— Налетел и? — не даю я ей отвлечься.

— Отправил в архив за контрактами там…

— Лена! — с отчаянием восклицает Наташка, и из глаз её выкатываются две слезинки.

— Ну и… — с негодованием восклицает Лена. — Я захожу через три минуты в этот архив, а он напал на Наталью сзади.

Она широко расставляет руки и резко прижимает к себе, показывая, что делал Зевакин. И мнёт её, вырваться не даёт.

— Я, говорит, всё равно, своё получу, и ты ещё за вчерашнее ответишь. Кобель он! Вечно к молоденьким девочкам клеится, но чтобы так прям руки распускал, такого не было ещё. И прям юбку задирает.

Твою дивизию! Наташка, не выдерживая этого рассказа, выскакивает на улицу. Я киваю, и Виктор выбегает за ней.

— Не знаете, куда он поехал? — спрашиваю я спокойно.

С виду спокойно. Внутри рвутся фугасы и глубинные бомбы, сердце разбивается о грудь, превращаясь в кровавое месиво, я дышать не могу, не то что…

— Знаем. Он созванивался с друзьями. В бар «Интуриста» пошёл. Я-то как закричу, мол, что же вы делаете, а Наталья вырвалась, схватила трубку и ноль-два начала набирать, вот он и… ну, ушёл, в общем. Наговорил ещё всего… Но мы его таким ещё не видели…

— Думаю, и не увидите, — киваю я. — Пойдёмте, девочки. Вас ребята по домам развезут. Спасибо, что Наталье помогли…

Я выскакиваю вслед за Наташкой. Ребят прошу отвезти девчат, а её запихиваю в свою машину. Забираюсь следом и захлопываю дверь.

— Домой? — спрашивает Алик.

— Нет, — всё ещё спокойно отвечаю я. — Поедем в «Интурист». Наташа ещё не ужинала.

— Домой, домой, — шепчет Наташка. — Пожалуйста, домой…

— Поехали в «Интурист», Алик, — повторяю я. — Всё будет хорошо, милая, всё будет хорошо.

Но всем одновременно хорошо быть не может. И не будет. Это я обещаю…

12. Легкая жизнь и безнаказанность

Месть — это блюдо, которое подают холодным. Да-да, всё верно. Но вот какое дело, я — не граф Монте-Кристо. В некоторых случаях я не имею желания или возможности, а иногда даже и намерения ждать хотя бы минуту.

Сейчас случай именно такой. Пожарный. В груди полыхает. Столько любопытных мыслей проносится в моей голове. Я вспоминаю даже виденные когда-то китайские иллюстрации, показывающие жестокосердие палачей и изощрённость пыток.

Но не стану же я, честное слово, подвешивать этого козлину в клетке, где он будет согнут в три погибели. Если кормить его исключительно отварной говядиной, он скончается в страшных муках примерно через месяц.

И хоть я отвергаю все эти ужасные жестокости, типа казни через тысячу порезов, прорастающий бамбук, грызунов в клетках без дна, установленных на теле или молоко с мёдом, впервые, думая о них, я не испытываю такого уж сильного отвращения.

Всё дело в личности осуждённого. Например, молодой Игорь Алексеевич Зевакин мне очень несимпатичен. Ну, прямо очень.

— Егор, — тихонько просит Наташка. — Поехали домой, пожалуйста.

Я её понимаю. Вся эта ситуация очень неприятна не только из-за того, что собственно произошло. Я вижу, ей очень стыдно и неловко оказаться в этой каше. Будто грязь, липкой жижей приклеилась и к ней самой.

Разговоры, пересуды, сочувственные взгляды… Да, это бесит. Очень бесит. Так что огонь, и без того едва сдерживаемый в моей внутренней топке, рвётся наружу. И сдерживать его уже практически невозможно.

— Не волнуйся, милая, — мягко говорю я и беру её за руку.

Я подношу её руку к губам и нежно целую.

— Всё будет хорошо.

Она кивает, и маленький бриллиантик, слетает с её лица, делаясь видимым в свете уличного фонаря. Ничего, кое-кто должен заплатить за все эти выплаканные сокровища.

Я притягиваю Наташку к себе и обнимаю.

— Всё хорошо, всё хорошо…

Мы подъезжаем к огромной призме гостиницы, возвышающейся как памятник всем цементным производствам мира. Она по-своему даже красива. Мы бросаем тачку, выходим вчетвером и попадаем под защиту монументального козырька.

Проходим внутрь. Швейцар, что-то втолковывающий коридорному в сером мундирчике, заметив нас, бросается к двери. Он отточенным движением выставляет руки, давая понять, что просто так сюда входить нельзя. Никак нельзя. Как говорилось в одном кинофильме, а мне хоть француз, без пропуска не впущу.

— Май дие френд Степан, — лучезарно улыбаюсь я. — Со найс ту си ю эгейн.

Нет, я не пытаюсь сойти за иностранца и произношу букву эр, как трактор. Просто прикалываюсь. Вытаскиваю заранее подготовленную сотню советских рублей и ловким движением помещаю в нагрудный карман этого стража практически заграничной территории. Оба его глаза, блеснув, делаются маслянисто-удовлетворёнными. И почему его называют Циклопом?

Он быстро оглядывает нас с головы до ног и, удовлетворившись безупречной элегантностью, отступает. Я князь этой ночи и от меня исходит животная сила, а может просто тщательно скрываемый гнев. Он чувствует, почтительно склоняется, признаёт моё право и молчаливо присягает на верность.

Мы делаем несколько шагов в сторону лифтов, но я останавливаюсь и, мгновенье подумав, возвращаюсь к Циклопу. Молча, ничего не говоря, достаю ещё две бумажки и, подмигнув,