и всё, собственно. Спасибо этому дому, пойду к другому.

— Юрий Михайлович велел в четырнадцать часов подъехать к нему.

— Хорошо, — киваю я. — Спасибо.

Виктор с Аликом ждут у отделения.

— Долго мурыжили, — качает головой Алик. — На работу?

— Давайте домой заскочим, переоденусь и потом на работу. А то провонял тюрягой. Неприятно.

Мы подъезжаем к дому и выходим из машины. Я подхожу к подъезду. У двери стоит девчонка, мелкая, лет семи. Смотрит на меня. Глазёнки по блюдцу, руки за спиной, платьице, косички. Блин… глаз с меня не спускает.

— Привет, — подмигиваю я. — Ты чего здесь? Ты тут живёшь?

Она мотает белокурой головкой и косички от этого мечутся во все стороны.

— Ждёшь кого-нибудь?

Я оборачиваюсь, выискивая кого-то из старших, её родителей, например. Нет, дети, конечно, в наше время спокойно гуляют и даже самостоятельно преодолевают значительные расстояния, но как-то странно…

— Я тебя жду, — улыбается она.

— А как тебя зовут?

— Наташа, — хмыкает она.

— А сколько же тебе лет, Наташа? Мою невесту так же зовут.

— Имя распространённое, — объясняет она. — Куда ни глянь, везде какая-нибудь Наташа найдётся. А лет… Восемь недавно стукнуло.

— Стукнуло? Да ты уже совсем старуха, Наталья. Как ты здесь оказалась-то? Ты где живёшь?

— Я? В Минске.

— Где-где?

— Ну, вот так, — разводит она руками. — Забросила судьба-злодейка. Не, там хорошо, конечно. Далеко только от Москвы.

Я смеюсь.

— Ну, ты даёшь, Наташка. А родители твои где?

— Наверное, в милицию побежали, — вздыхает она.

— В милицию? Почему?

— Так я же смылась. Как на Белорусский вокзал приехали, я сразу сюда прямиком и рванула. А то мы к родственникам в Тулу дальше. Думаю, если сейчас не сбегу, так с тобой и не увижусь.

— А зачем тебе со мной видеться? — совершенно обалдеваю я. — Разве мы с тобой знакомы?

— Ну, как сказать… Ты на всякий случай мой адрес запомни. Ближайшие лет десять, я думаю, вряд ли мы куда переедем.

Она диктует. А я запоминаю.

— Наклонись, — говорит она, — а то я не дотянусь.

Я присаживаюсь перед ней на корточки.

— Чего, Наташ?

— Молодой такой, — качает она головой. — Резкий, да? Всё можешь и никто не в силах тебя остановить, верно?

— Ты Ванга что ли? — усмехаюсь я, а она наклоняется ко мне и, обняв своими ручонками за шею, кладёт головку мне на плечо.

Моя дочка так делала, когда была маленькой. Сердце пропускает удар при этом воспоминании.

— Егорка, — шепчет девчушка. — Я соскучилась.

— Чего?

Я отстраняю её от себя и ещё раз внимательно осматриваю. Ничего знакомого. Определённо, я вижу её впервые.

— Смотри, — говорит она и показывает мне локоть.

На нём виднеется небольшой шрам в виде галочки. Маленький, почти незаметный. Точно такой же, как у моей Наташки…

13. Как обухом по голове

Признаюсь, это… как обухом по голове…

— Наташ… это ты что ли? — спрашиваю я.

— Ну да, — смеётся она. — Я же так самого начала и сказала. Наташа Мурашкина…

— Эк тебя… То Рыбкина, то вот Мурашкина… Наташка-мурашка

Она смеётся, как колокольчик.

— Пошли, я очень хочу домой подняться. Посмотреть…

— А ты когда… перенеслась?

— Полгода назад.

— Через год после меня значит… А сколько тебе было?

— Нет, не скажу.

— Говори, а то ремня дам. Нет, чужого ребёнка нельзя наказывать. В угол поставлю!

— Надо же, всё такой же Брагин, — качает она головой. — Молодой, дерзкий…

Она протягивает руку и треплет меня по щеке. Со стороны это может показаться просто бредом. Да, это и так бред, чего уж там.

— Ладно. Девяносто четыре…

— Чего⁈

— Ага.

Блин…

— Ну, и каково это из старушки в ребёнка?

— Нормально. Ладно. Времени мало, ты учти, меня же ищут уже, пойдём. Отведи меня домой!

— Нет, слушай, это как-то стрёмно, здоровый мужик ребёнка домой тянет. Фигово звучит.

— Да не парься ты, мы махом. Ну, пожалуйста! Очень посмотреть хочется. Давай, а то разревусь и все на тебя смотреть будут. Давай, скорей. Ты учти, меня же ищут. Сейчас участковый прибежит.

— Почему прямо сюда-то?

— Так они всё прочёсывать будут.

Я, скрепя сердце, соглашаюсь. Маленькая Наташка сбрасывает сандалики и уверенной походкой ходит по квартире. Заглядывает в шкафы, в каждый уголок. Деловая.

— Ты омлет недоел? — спрашивает она, когда мы заходим на кухню.

— Я. В ментовку загребли, не успел.

— О, это когда ты моего начальника в «Интуристе» отделал?

— Да. Расскажи, чем дело кончилось, кстати.

Она берёт вилку и нанизывает кусочек омлета.

— М-м-м… Молодец я. Неплохо готовлю, да? Что думаешь, повезло тебе со мной?

— А тебе со мной? Не подкачал? А может, ты меня прикончить заявилась за загубленную молодость? Сколько детей у нас? Давай, колись, Рыбкина-Мурашкина. Какая-то ты мелкая для восьми лет. Не врёшь, случайно?

Она улыбается.

— Здорово снова дома побывать, — говорит Наташка и вздыхает. — Ладно, пошли, а то мои там с ума сходят. Знаешь, они хорошие, и я их люблю, но такие дети прям, я им советы даю, прикинь. Уговариваю вот в Геленджик смотаться. Папу Гену посмотреть.

— Так что там у нас с детьми? Чего ты молчишь? Рассказывай давай, а то возьму тебя в заложники. Сейчас ещё вторую Наташку вызову, вернее, первую, и мы тебя вдвоём запытаем.

— Знаешь, я жизнь хорошую прожила. Не хочу, чтобы она изменилась. Я вот тебе сейчас расскажу подробности, а ты возьмёшь и поменяешь всё. Нет. Давай уж сам. У тебя неплохо получилось однажды. Так что, продолжай в том же духе. Нет, ну как мне повезло, что ты пришёл домой, а? Красавчик ты, не зря я, как дура в тебя втрескалась когда-то. Всё пошли. Отведёшь меня на вокзал, будем родителей искать. По пути поговорим.

Мы выходим и идём пешком. В машине же не поговорить.

— Ну, хоть что-нибудь расскажи. Кто президент?

— Ты, всё равно, не знаешь. Нет, не спрашивай, я не скажу, правда. Ни про нас, ни про страну…

— Ну, блин! — сержусь я. — Расскажи тогда про Большака, про Трыню. Чурбанова посадят при