– Вот это дельный вопрос, – одобрил Нолан. – Вы такговорите, как будто жили в деревне. Никто еще меня так не расспрашивал.

– Ну, так вы выходили?

– Да. Я вышел и стал искать следы. Лошадь пришла по дороге ссевера. Она шла по обочине, там в пыли остались ее следы. Затем снова вернуласьна шоссе. Как долго она там была, трудно сказать. Я так думаю, что мог бы последам определить, откуда она пришла, если бы у меня было время, но тогда я невидел в этом никакого смысла. Я прошел назад по дороге, наверное, с полмили илиоколо того, все думал увидеть кого-нибудь, кто упал с лошади. Никого не нашел,а к тому времени уже проезжали какие-то машины, и я подумал, что если кто-то иупал с лошади прошлой ночью и все еще где-то лежит, то уж одна из машиннаверняка подберет его.

– Что-нибудь еще?

– Еще я знаю, что лошадь была напугана.

– Откуда вам это известно?

– Ну, вы знаете, этих лошадей с запада пестуют немногоиначе, чем в восточных штатах. Хорошая гуртовая лошадь будет стоять смирно,пока у нее опущены поводья. Именно поэтому скотоводы часто и используютраздельные поводья.

Мейсон кивнул.

– Я эту лошадь уже пару раз испытал, – продолжал Нолан. – Яее выводил и немного на ней поездил, соскакивал с седла, отпускал поводья,чтобы посмотреть, что же она будет делать.

– Ну и что она делала?

– Стояла, как будто привязанная. Лошади, они здоровосообразительные, мистер Мейсон, и когда лошадь, которую обучали стоять так, какобучена эта, решает уйти со своего места, значит, там что-то такое, что ейздорово не нравится. У этой был порван повод.

– Кто-нибудь еще спрашивал вас об этом?

– Нет, черт возьми, остальные ребята, которые тут побывали,все об этом знали. Вы первый, кто приезжает и спрашивает не так, как будто ужезнает ответы на все вопросы, а я просто безмозглый деревенщина… А потом… –Нолан ухмыльнулся и закончил: – Вы и сами, как приехали, не больно умно велисебя.

Мейсон рассмеялся.

– Вы не пытались напугать лошадь, чтобы определить,насколько она возбудима?

– Ну вот, – засомневался Нолан, – я и не знаю, надо ли мнеговорить об этом?

– Кто-то вам сказал не говорить?

– Нет. Никому такое и в голову не приходило.

– В таком случае не вижу никакой причины, чтобы вам нерассказать об этом.

– Видите ли, мистер Мейсон, тут такие дела. Я стараюсь бытьв хороших отношениях со здешним шерифом, и я так думаю, что у него самогохорошие отношения с городской полицией, и поэтому, я полагаю, они не хотят,чтобы я болтал кое о чем, что связано с этой лошадью.

– Ну давайте будем друг с другом откровенны, Нолан, – сказалМейсон. – Если на задней луке седла есть отметина от пули и полицейскиепотребовали, чтобы вы не болтали ничего об этой дырке от пули или о том, что вседле сидит пуля, я бы не хотел, чтобы вы об этом говорили.

Нолан усмехнулся.

– Если же, с другой стороны, – продолжал Мейсон, – вы думалио том, что же напугало лошадь, вывели ее и провели этот эксперимент, я бы хотелвсе же узнать, что вы обнаружили.

– В общем, я действительно размышлял об этом.

– В таком случае, – сказал Мейсон, – я полагаю, вы оседлалилошадь, взнуздали ее, поездили на ней по полю, затем слезли, отпустили поводьяи стали ждать, что она будет делать.

– Все так.

– И что же она сделала?

– Ничего. Стояла как стояла.

– И тогда вы выстрелили, не правда ли?

– Я полагаю, что вы сами разбираетесь в животных, так ведь?– спросил Нолан с оттенком уважения в голосе. – А если нет, то, значит, выясновидец. Я выстрелил, и она фыркнула и резво так выскочила отсюда. Я думаю,что она так бы и скакала до сих пор, если бы я не закрыл ворота выгона, где онапаслась.

– Полиция вас об этом не спрашивала?

– Нет.

– Мне бы хотелось поговорить с вашей женой, – попросилМейсон.

– Она вообще не любит незнакомых, – сказал Нолан.

– Все равно я бы с ней поговорил.

– Ну тогда пойдемте.

Нолан повел его через заднюю дверь дома в кухню, наполненнуюзапахами готовки. Худая женщина с лицом цвета пергамента стояла у раковины имыла посуду.

– Это моя жена, – представил Нолан. – А это мистер Мейсон.

Женщина подняла голову, вытерла руки о полотенце, взглянулана Мейсона с некоторым подозрением, потом улыбнулась, подошла к нему ипротянула руку.

– Здравствуйте, – проговорила она.

– Очень приятно познакомиться, – ответил Мейсон. – Ваш мужсказал мне, что вы самый бдительный член семьи.

Ее тонкие губы вытянулись в прямую линию. Глаза сверкнули.

– Он всегда так говорит.

– А вы действительно такая?

– Ну кто-то же должен присматривать за тем, что вокругделается. Фрэнк Нолан для любого последнюю рубашку снимет. Думает, что кругомтолько честные и ходят.

Мейсон с серьезным видом вынул бумажник из кармана, вытащилоттуда пятидесятидолларовую бумажку и протянул ее миссис Нолан.

– Что это? – спросила она.

– Это чтобы немного вас поддержать за вашу подозрительность,– объяснил Мейсон.

– Не понимаю.

– Ваш муж – разговорчивый, общительный человек. Он дружескинастроен к людям.

– Слишком дружески. А за что деньги?

– В случае если кто-нибудь еще придет и будет задаватьвопросы о лошади, то говорить должны вы, а не он.

Нолан рассмеялся.

– Боюсь, что так и разговора никакого не получится. Она…

– Это не твое дело, Фрэнк Нолан, – отрезала жена. – Я этимбуду заниматься. Я так думаю, что, если этот человек хочет заплатить мне за то,чтобы ты помалкивал, я уж постараюсь отработать эти деньги. О чем вы хотитечтобы он не говорил?

– Обо всем.

– Хорошо, – поняла миссис Нолан, – я думаю, таким образомнетрудно заработать пять долларов. Я уж заставлю его держать язык за зубами.

– Тут не пять долларов, – сказал Мейсон.

Она подошла поближе и поднесла бумажку к свету, вгляделась внее и удивленно воскликнула:

– Бог мой! Да тут пятьдесят!

Мейсон улыбнулся на это, пожал руку Фрэнку Нолану ипроизнес: