что дело было великой важности, просили дать им время для ответа и учинили совещание. Одни говорили, что, пожелав помочь зайцам против лис, они не добьются ничего, кроме еще худшей вражды с лисами, без всякой пользы, и более того, поступив таким образом, подвергнут себя самым очевидным опасностям; посему они считали это невместным. Наконец после долгого обсуждения одна из них сказала, что не должно отказывать этой просьбе, ибо возможно, что, вдавшись в эту затею, они нашли бы прекрасную жизнь там, в том краю; итак, надобно отослать послов с обещанием, а с ними отправить кое-кого из своих, под предлогом вести переговоры и составлять статьи соглашения, чтобы эти посланцы прилежно разведали край и вникли, какие выгоды там можно найти.

Приняв это решение, они дали послам ответ и отрядили с ними четырех из своих, самых опытных и смышленых, которые отправились, и увидели свойства того края, и узнали тучность тех пастбищ. С этим знанием они вернулись домой и обо всем донесли. Слыша это, общество косуль постановило, чтобы большинство их оставило свои дикие и бесплодные горы и отправилось воспользоваться таким прекрасным случаем. Того ради они собрали многочисленное войско и пришли в те края к великой радости несчастных зайцев, оказывавших им все возможные любезности. Косули изголодались, а потому без всякой сдержанности пустились на нежную травку, так что, не позволяя бедным зайцам кормиться от своего добра, в короткое время ощипали пастбища и подъели все, и эти горемыки начали умирать от голода; а что еще хуже, кончив жатву, косули ушли восвояси, оставив союзников на жертву лисам, от которых те даже не могли спастись бегством, ибо уже не имели силы бегать. Вот какой плод произвело средство, не отличающееся от предложенного нашим братом. Второй пример, который я вам расскажу, много больше откроет нам глаза и покажет величайшую опасность, в какой оказываются те, кто ищет помощи у других, чтобы сражаться со своим врагом.

В те времена, когда лошади жили на воле и еще не были укрощены людьми, на одном пастбище, весьма обильном, паслись конь и олень, которые по прирожденной ненависти не могли найти согласие и жить в мире; каждый из них хотел быть один и не хотел никакого сотоварища, из-за чего меж ними часто бывали сражения[118]. Конь пользовался копытами и зубами, олень же отвечал рогами, отменно длинными, так что в большинстве случаев выходил победителем. Видя, что не может сопротивляться столь сильному врагу, конь прибегнул к тому же средству, что предложено нашим братом, и просил помощи у человека в уверенности, что, если они станут союзниками, олень непременно вынужден будет уступить и покинуть пастбище, оставив за ним непререкаемое господство.

Человек принял приглашение в уверенности, что пришло время, когда он легко сможет загнать и убить оленя, найдя выгоду в его вкусном мясе и целебных его рогах, и, расточая коню щедрые обещания, сказал, что нисколько не сомневается, что, если они вступят в союз и объединятся, не придется им прогонять этого зверя, который столь несправедливо желает того, что принадлежит коню; но нужно, чтобы один из них пустил в дело ноги, а другой — руки.

„Я, — сказал он, — возьму в руки оружие и убью его, лишь бы мне к нему приблизиться, а для этого послужат мне твои ноги; посему надобно, чтобы ты скакал подо мною, а я вложу тебе удила в рот, чтобы направлять тебя, куда найду нужным, ибо если я захочу двинуться в одну сторону, а ты в другую, у нас толка не выйдет“.

Согласилось безрассудное животное на все, что предложил человек, и позволило ему наложить на себя и удила, и седло, и вскочить на себя, и, словом, позволило себя укротить и забрать в рабство. И хотя им удалось и одолеть, и убить оленя, но эта победа не была коню полезна, ибо он навсегда остался в подчинении у человека, который разом укротил коня, и победил оленя, и сделался господином этого пастбища. Вот к каким прекрасным следствиям привел сей союз и средство, изобретенное конем! Лучше бы он смирил свой гордый нрав и позаботился о мире с оленем. Теперь вы можете видеть, братья мои, что в предложенном средстве будет больше вреда, чем пользы; поэтому я твердо стою во мнении, что не должно испытывать этого решения. О первом же предложении я теперь не говорю, чтобы дать возможность высказаться другим собравшимся».

Эти примеры и приведенные доводы произвели сильное впечатление в душах едва не большинства, так что отвергнуто было и средство, и решение. Один из них поднялся и смело молвил так:

«Не пожелали бы другого волки, только бы увидеть, как ослы восстали и воюют против людей, ибо без труда обрели бы возможность наесться, так как едва не повсюду находили бы мертвых ослов. Это я говорю не без причины, а почерпнута она из чужого примера; вот послушайте.

Жили неподалеку один от другого баран и козел, оба большие, толстые и с отменными рогами; ввек не возникало между ними несогласия, жили они в глубоком мире и дружбе, часто приглашая друг друга отобедать на своих пастбищах. Так продолжалось, пока злонравная лиса, движимая завистью к этому согласию, не посеяла в их сердцах горчайшие плевелы и не ввергла их в величайшую распрю. Она жаждала их крови, но видела, что нет к этому способа, кроме одного: принудить их сразиться друг с другом. Коли так сделать, либо один убьет другого, а ей потом достанется мясо погибшего, либо по малой мере от их острых и твердых рогов прольется много крови. Замыслив это гнусное дело, она принялась беседовать то с одним, то с другим, внушая сильнейшие подозрения одному против другого, и сообщала такое, о чем ни один ни другой не помышляли; наконец довела до того, что они сшиблись. А как оба были весьма смелы и крепки, то бодались беспощадно, так что отовсюду у них струилась кровь, обильно орошая землю, а сия шельма подлизывала ее и лакала в изрядных количествах, к величайшему своему удовольствию. Повоевав некоторое время, несчастные разошлись перевести дух. Козел, видя, как празднует лиса, понял их ошибку и объявил о том барану, молвив так:

„Мы бьемся и не ведаем почему, а наш бой — великое для нее удовольствие и лакомство: видишь, она явственно показывает, что от нашего раздора и кровопролития получает величайшую выгоду. Разве в этом не великое наше безумство? Прекратим же распрю, вернемся в былое дружество и мир и