атмосферой приемной мне не пришлось, поскольку дама, проворно подойдя к двери, ведущей непосредственно в кабинет Варфоломеева, заглянула в нее и, тут же отступив назад и отворив дверь гораздо шире, вновь обернулась ко мне.

– Прошу! – Дама сделала величественный жест, дававший понять, что мне дозволено предстать пред очи того, чье одно только имя вызывало трепет.

Кабинет Варфоломеева, насколько позволял мне судить мой глазомер, превосходил размер далеко не тесной приемной примерно вдвое. Вот уж поистине грандиозный масштаб. Три громадных высоких окна делали длинную широкую комнату похожей на тронный зал. По центру размещался длинный стол темного дерева с многочисленными стульями с высокими спинками по обеим сторонам, предназначенный для переговоров. Сходство с дворцовым залом довершал явно дорогой, натертый до блеска паркет и еще целые три хрустальные люстры, размещенные строго посередине потолка на равном расстоянии одна от другой.

В самом дальнем конце стола для переговоров простирался другой, уже письменный, стол, за которым восседал тот, кто по отношению к сотрудникам компании «Комодо-Брайт», а заодно и всех дочерних предприятий, превосходил своей властью Александра Македонского, Юлия Цезаря и Наполеона, вместе взятых. Вряд ли кто-то из упомянутых властителей вызывал в свою бытность такой же суеверный трепет у подданных, как Анатолий Варфоломеев у любого из своих подчиненных.

Суровость, властность и непреклонность – вот что читалось в твердом взгляде устремленных на меня матово-серых глаз. Причем весь этот смертоносный коктейль умудрялся каким-то непостижимым образом маскироваться под флером благожелательности.

Я чинно прошествовала вдоль вереницы пустых стульев и остановилась перед небожителем, разве что не склонилась в подобострастной позе.

Не знаю, ожидал ли подобного проявления почтения хозяин роскошного кабинета, но, видимо, кое-какие представления о хороших манерах у него были.

Варфоломеев привстал с кресла и приветливым жестом предложил мне сесть на ближайший к нему стул.

– Очень рад познакомиться, Татьяна Александровна, – Варфоломеев слегка поклонился. – Моя дочь отрекомендовала вас как высококлассного журналиста. Однако она забыла упомянуть, что вы – само очарование.

Я ослепительно улыбнулась, давая понять, что оценила двойной комплимент. Правда, в первой его части не было ни слова правды. Разве лишь то, что я действительно профессионал высочайшего класса, однако отнюдь не в журналистике. Ну а что касается внешности – что есть, то есть, чего уж тут скромничать.

А Варфоломеев между тем продолжал выполнять обязанности радушного хозяина. Нажав на одну из кнопок, он произнес куда-то в пространство:

– Анабелла Осиповна, будьте так добры, – Варфоломеев заметил, как непроизвольно поднялись мои брови, когда я услышала довольно экзотическое сочетание имени и отчества, и ответил на мой изумленный взгляд, улыбаясь одними глазами.

До чего же здорово у него это вышло! Сейчас передо мной был очень привлекательный харизматичный мужчина, полный неподдельного обаяния. Все же существует некий непостижимый магнетизм в мужчинах, наделенных сильной волей, а если к этому прилагается еще и неплохое чувство юмора, то это истинные покорители женских сердец.

Я была недалека от того, чтобы по-настоящему влюбиться в Анатолия Варфоломеева. А что, может, сама жизнь так распорядилась, подкинув мне это расследование, чтобы мы с ним познакомились. А иначе, каковы бы у нас были шансы, чтобы оказаться рядом лицом к лицу.

Я усилием воли стряхнула с себя наваждение, длившееся не более нескольких долей секунды.

Нет, так не годится. Хладнокровие и логика – вот мое главное оружие.

Видимо, Анабелле Осиповне с лихвой хватило этих неуловимых мгновений, чтобы приготовить кофе и подобрать к нему несколько разнообразных десертов, которые удовлетворили бы вкус даже наиболее взыскательного гурмана.

Дама, пару минут назад встретившая меня у двери кабинета, проворно вкатила сервировочный столик с кофейником и чашками тончайшего фарфора, а также несколькими блюдами с упомянутыми угощениями, после чего исчезла. Мгновенно и бесшумно.

– Угощайтесь, – с видом радушного хозяина предложил Варфоломеев, собственноручно наливая мне чашечку ароматного напитка.

Тут он вдруг взглянул на меня с некоторым беспокойством.

– Хотя, возможно, я не совсем верно угадал ваши вкусы и вы предпочитаете чай?

– Нет-нет, – поспешила я заверить Варфоломеева, – всем напиткам я предпочитаю именно кофе. А этот бесподобен, если судить по его аромату.

Что ж, сейчас я сказала чистую правду, хоть здесь мне не пришлось врать.

Варфоломеев улыбнулся.

– Тогда оцените и вкус, – предложил он, отпив небольшой глоток из своей чашки.

Что я и сделала и ничуть не пожалела. Вкус действительно не уступал аромату.

– Итак, я в силу сложившихся обстоятельств вынужден обратиться к вам за помощью, – начал Варфоломеев, отставив чашку и зорко взглянув на меня из-под довольно густых, но все же аккуратно оформленных бровей. – Ведь моя дочь Марианна ввела вас в курс дела?

Я кивнула с многозначительным видом.

– Ну так вот, – продолжил Варфоломеев, видимо, окончательно успокоившись на мой счет, – я намерен сделать все от меня зависящее, чтобы вся эта малоприятная история не просочилась в прессу. И хотя зависит от меня не так уж мало, но все же есть нечто мне неподвластное.

Тут Варфоломеев замолчал, с печальным и строгим видом нахмурив брови. Его явно огорчала мысль, что в этом несовершенном мире от него зависит далеко не все. Хотя и многое.

– Я вас внимательно слушаю, – подбодрила я своего собеседника, поймав себя на мысли, что говорю с Варфоломеевым точно таким же тоном, каким общалась с клиентами, когда те не знали, как лучше приступить к описанию проблемы.

Однако, судя по реакции Варфоломеева, я интуитивно избрала наиболее верную тактику. Он явно расслабился, видимо, почувствовав ко мне куда большее доверие, чем в самом начале встречи.

– Я имею в виду тот инцидент с заместителем моей дочери, – продолжал Варфоломеев уже более уверенно. – Конечно, виновный в этом происшествии уже за решеткой, полиция отлично сработала. Но меня тревожит, что ему все еще не предъявлено обвинение. Понимаете, какая-то двойственность, неопределенность… И чем дольше будет тянуться эта неопределенная ситуация, тем выше вероятность того, что мое имя будет упомянуто в связи с этой историей. Не буду скрывать, что готов на многое ради того, чтобы этого избежать. Что вы можете предпринять?

Варфоломеев устремил на меня пристальный немигающий взгляд.

– Чтобы ответить на ваш вопрос, – начала я, отвечая на