Я добавил последние штрихи Силы. Глубоко вдохнул и шагнул в собственное творение. Обычно такие порталы используют для перемещения на глубокие слои Сумрака, но не вижу причины, почему их нельзя применить для побега в обычный мир. Чтобы вырваться из плена, все средства хороши.

* * *

Идеальный побег не получился. Выходя из портала, я споткнулся о неприметную корягу и едва не растянулся на песке. На теплом белом песке, песчинки которого охотно прилипли к моим ладоням.

Порыв ветра взлохматил волосы. Я уловил едва ощутимый запах трав, чему несказанно обрадовался – в Сумраке не бывает запахов. Выпрямился и отряхнул ладони.

Облака разошлась, в небе пылало солнце. Жаркое летнее солнце, место которому где-нибудь на экваторе. Неподалеку раскинулся пышный тропический лес. Не сухие, будто из папье-маше, деревья, а настоящие пальмы, рослые, крепкие, распустившие зонты больших листьев. Между мной и лесом пролегала дорога. Сухую глинистую землю избороздили рельефные морщины – грузовики здесь частые гости.

Я стоял на краю широкой песчаной полосы, отделяющей лес и дорогу от убогой деревушки. Два десятка хибар – язык не поворачивался назвать их домами – и еще столько же огромных картонных коробок. Обжитых, с кучей каких-то тряпок вместо постелей. Однако желание изучать деревенский быт пропало сразу, так как в следующую секунду я увидел их обитателей.

Люди не способны подняться в Сумрак. Во всяком случае, без помощи Иных. Смутная тень, прозрачный силуэт – вот и все, что остается от человека на первом слое.

Местные жители отличались от бесплотных проекций, как отличаются от акварельных рисунков восковые фигуры мадам Тюссо. И все же они оставались восковыми фигурами: угловатые неестественные движения, мертвые застывшие лица, раскрытые в беззвучном крике рты.

Они смотрели сквозь меня слепыми глазами, и зрелище это было не менее жутким, чем заполненные мертвецами улицы Авиньона, по которому гуляла Черная смерть.

Только сейчас я заметил, что залитая солнцем трава слишком темна для безоблачного полдня. Широкие листья пальм выглядели тусклыми, словно их покрывал толстый слой пыли, а белый песок искрился серо-стальным отливом. Да и солнце на поверку не слепило глаза и казалось скорее белым, чем золотым.

Я никогда не видел столь ярких красок в Сумраке. Как не видел настолько похожих на людей кукол. Мерзкое, надо признать, зрелище. Уж лучше холодный ветер мертвого мира, чем такая пародия на жизнь… Какого? Нулевого слоя?

Обдумать метафизическую грань нового мира я не успел. Потому что секунду спустя меня будто пропустили через мясорубку. Накатила жуткая, иссушающая волна боли. Чужой боли.

Страх, отчаяние, обреченность пригвоздили к земле. Не знаю, кем были эти люди и что уготовила им жизнь, но я не видел ни малейшего светлого пятна. Только тоскливое животное смирение, готовность в любой момент принять смерть. И безысходность их существования терзала меня сильнее ведьмовского проклятья.

Все Иные живут чужими эмоциями. Но боль и отчаяние – наша, Темных, специализация. Мы забираем их, превращая в чистую Силу. Не спрашивая разрешения, делаем людей счастливее. Боже, как бесятся Светлые, вынужденные подобно вампиру высасывать человека ради того, чтобы одарить его очередным благом.

Сейчас все было иначе. Я оказался в водовороте страданий и не мог усвоить даже самую малую его каплю. Что еще хуже, чужая боль ранила почти физически. Поглощала энергию, вместо того чтобы питать. За считаные секунды она унесла больше сил, чем все предыдущее путешествие в неведомых краях.

С трудом заставив себя сосредоточиться, я вызвал Тень. Главное – не волноваться. Осталось совсем чуть-чуть. Где бы я ни очутился, мир этот невероятно близок к нашему обычному миру. Даже ближе, чем первый слой. Осталось сделать даже не шаг – шажок. А дальше все закончится. Слабость превратится в силу, чужие страдания – в радость. Поглощенной энергии хватит, чтобы открыть портал до ближайшего мегаполиса. А потом я свяжусь с Инквизицией, и, держу пари, они явятся до того, как успею повесить трубку.

Я буквально провалился в черный омут тени. И будто врезался в стену. Сделал еще одну попытку – с тем же результатом.

Земля обетованная лежала на расстоянии вытянутой руки. Близкая и бесконечно далекая.

То, что произошло, не походило на штурм шестого слоя. Тогда я видел преграду, чувствовал ее крепость и, тем не менее, знал, что она проходима, что еще немного – и грань между слоями сотрется, пропустит меня в святая святых.

Тогда мне не хватило совсем чуть-чуть. Сейчас я, словно рыбка в аквариуме, уперся в прозрачный нерушимый барьер, продавить который казалось не проще, чем перевернуть Землю.

Еще одна попытка. И еще.

Я бессмысленно бился о хрустальную стену. Восковые куклы не обращали на меня внимания. Словно в немом кино они беззвучно передвигались между хижинами, а их аура боли разъедала меня изнутри.

Вероятно, мне следовало бежать, ковылять, ползти. Подальше от проклятой деревни, в сторону пыльного леса. Возможно, с расстоянием волны боли слабели, и можно было бы найти другой выход.

Но я совершил ту же ошибку, что совершали до меня тысячи узников. Вместо того чтобы отступить, я вложил последние силы в финальный рывок. Обрушился на преграду, пытаясь на ходу сотворить еще один сумеречный портал.

Барьер поглотил заклинание с тем же равнодушием, с каким блокировал мои предыдущие попытки вырваться на свободу. Я рухнул на землю, ощущая, как меня покидают последние крохи энергии.

Какая нелепость. Выбраться из таких передряг и упасть перед финишной ленточкой. Упасть, чтобы никогда не подняться.

Глаза закрывались. Я прикрыл их буквально на мгновение и тут же понял, что не смогу разлепить веки. Боль отступила. Тело почти не чувствовалось.

Все, конец пути. Какая глупая смерть…

По коже пробежал приятный холодок, немедленно смытый обжигающим ледяным ветром. Бороться с его порывами вслепую было невозможно, и я решил просто поспать…

* * *

Говорят, сон – лучшее лекарство. Главное, избежать передозировки. К сожалению, на сей раз обстоятельства помешали выставить будильник.

Мозжила каждая клеточка тела. Голова раскалывалась. Во рту было сухо, как в пустыне Гоби. Я лежал на каменной лавке (хорошо, не на алтаре) и смотрел в низкий сводчатый потолок. Откуда-то справа лился слабый рассеянный свет. Пахло сыростью и почему-то лавандой.

Придерживаясь за стену, я кое-как сел.

Комнатенка, в которой я очутился, в равной степени напоминала келью и тюремную камеру. Тесная, шагов семь в поперечнике. Из мебели – каменная скамья, служившая ложем, да выраставший прямо из пола каменный стол, высокий – работать за таким пришлось бы стоя. Дыра в полу вместо унитаза. Ни шкафов, ни стульев, ни даже самого примитивного тюфяка. Отдушина, а может, крошечное оконце у противоположной стены. Слишком высокое, чтобы разглядеть заоконный пейзаж, и слишком маленькое, чтобы выбраться наружу.