– Думаешь, Катя там? – заржала Лиза. – Типамой отец – Синяя Борода?

У нас с мачехой никогда не было дачи, на летоРаиса отправляла падчерицу к своей матери в деревню. А вот родители Тамары[14]имели фазенду, и сейчас я словно очутилась у них в гостях.

Небольшие сени с вешалкой, дверь, круглаяверанда с овальным столом, прикрытым цветастой клеенкой, на нем стоятэлектросамовар и дешевые красные кружки. Шесть венских стульев, маленькаяэтажерочка и проход в основную часть дома. Гостиная с потертым диваном,креслами, буфетом и черно-белым телевизором соединялась с кухней, а таперетекала в ванную и туалет.

По советским временам эта дача явно считаласьэлитной, здесь были газовая колонка, водопровод и унитаз. Основная масса москвичей,перебравшись на природу, бегала по нужде в дощатые будочки и таскала водуведрами из колодца.

Лиза не ошиблась, Константин Львович всеоставил на своих местах. На втором этаже располагались три спальни и крохотныйхолл. Ванная в доме была одна, чтоб почистить зубы, хозяева спускались вниз ичерез кухню попадали к раковине.

– Тут совсем не сыро, – заметила я.

– Папа велит топить, – пояснила Лиза, – типа впамять о предках. Глупость! На этом месте можно хороший корт сделать. Ну,убедилась, что Катей тут и не пахнет?

Я кивнула, мы вернулись к «Мини Куперу».

– У тебя есть координаты горничной Жени? –спросила я на подъезде к особняку Ласкиных.

– У меня? – поразилась Лиза. – Конечно, нет.

– Нужно поговорить с ней, попытайся найти еетелефон или адрес, – попросила я.

Лизавета пожала плечами.

– Позвоню Веронике, ее агентство и отцу, иВиктору прислугу поставляло, я уже затребовала себе новый штат.

Когда мы подъехали к воротам, Лизаветащелкнула брелком, створки разошлись, пропуская «Мини Купер», затем вновьзакрылись.

– На калитке висит почтовый ящик, в нем вродечто-то есть, – сказала я, – газета или письмо, надо достать.

На мои слова Лизавета отреагировала странно.

– Нет, – закричала она, – не хочу! Фу!Гадость.

– Тебя пугают счета за электричество, охрану игаз? – засмеялась я. – Да уж! Страшное зрелище, я всегда впадаю в уныние,заполняя квитанции коммунальных платежей. Сколько вы отдаете за свет?

– Не знаю, – поморщилась Лиза, – этимзанимался Виктор, я не вела денежных расчетов, муж оплачивал прислугу и всеостальное. Он же всегда сам доставал почту. Витя выписывал газеты, он терпетьне мог жеваный «Финансовый вестник», дико злился, если горничная его мяла, апосле того как очередная косорукая девчонка уронила журнал «Деньги» в лужу, онвсегда сам ходил к ящику, вынимал почту до завтрака. Но незадолго до смерти онподвернул ногу, врач наложил ему тугую повязку и велел два дня ногу ненагружать, вообще не наступать на нее! Вот Виктор и попросил: «Лизочек, сгоняйза прессой». Предсталяешь, отправил меня в восемь утра на холод! Разбудил,поднял и погнал на улицу! С неба льет дождь, под ногами грязь, темнота! Холод!Ужас! Я одна в лесу! Из-за какого-то журнала!

Я постаралась не расхохотаться. Да уж, женыдекабриста из Лизочки не выйдет. Послушать ее, так покажется, что несчастнаядевочка брела босиком десять километров через тайгу, отмахиваясь дрыном отволков! На самом деле принцесса на горошине пробежалась туда-сюда по мощеной,хорошо освещенной дорожке. Ничего не скажешь, суровое испытание!

Лиза продолжала:

– Я взяла газету и пакет. О! А там… Фу! Сейчасменя стошнит! Ты можешь напоить меня чаем с бутербродами? Вероника до сих порне прислала новую горничную.

Я пошла к столику и не сдержала любопытства.

– Ты вскрыла бандероль?

Лизу передернуло.

– Нет, на ней же стояла надпись «ВикторуЛаскину лично». Никогда не интересуюсь чужой корреспонденцией! Это крайненевоспитанно! Я села около Вити в кресло, а он разорвал бандероль. Оттуда… о!..выпала дохлая крыса, изо рта у нее торчала зеленая купюра… меня стошнило прямона ковер… вспоминать противно! Там еще записка была.

– И что в ней? – поспешила я с новым вопросом.

– Не читала, – простонала Лизавета, – Витя еесразу убрал.

– Куда? – не утихала я.

– Зачем тебе это? Весь аппетит пропал, –прошептала Лиза, – мутит при одном воспоминании.

– Где записка? – насела я на вдову.

– Наверное, в Витиной спальне в столе, –заканючила Лиза, – отстань! Постой! Думаешь, ту мерзость прислала Катя?

– Судя по тому, что я успела узнать о твоеймачехе, такой вариант маловероятен, – усомнилась я, – но лучше взглянуть.

Лизавета встала.

– Пошли, хотя я не уверена, что муж сохранилзаписку. Крысу точно выкинул.

Личная часть дома Ласкина состояла из трехгромадных комнат: кабинета, гостиной и спальни.

– Где Виктор складывал важные документы? –осведомилась я, прикинув, что искать вслепую придется не один день.

– Не знаю, – традиционно ответила Лиза, – яникогда не лезла в дела супруга.

– Отсутствие любопытства больше смахивает наравнодушие, чем на интеллигентность, – не выдержала я.

– Я жена, – обиженно уточнила Лизавета, –делами занимаются подчиненные, хозяйством – прислуга, мое дело – радовать глаз,всегда быть красивой, хорошо одетой и причесанной. Чего еще можно требовать отсупруги?

Я хотела ответить: «Горячего ужина, чистыхрубашек, поддержки в тяжелую минуту и радости в счастливую, рождения детей,дружбы», но отбросила эту идею и задала новый вопрос:

– Помнишь, когда пришла бандероль?

– В понедельник утром, – уверенно ответилаЛиза, – Витя еще сказал: «Ну, гады, погодите, разберусь с вами».

Я прошла в кабинет, выдвинула верхний ящикстола, увидела небольшую папку, раскрыла ее и воскликнула:

– Давно так не везло!