Жаболицый старик Гоблин пожал плечами:

– Тупость Одноглазого не знает пределов. А в Алоэ она только ширится. Это чистый, правильный город. Относительно.

– Относительно.

Одноглазый одну за другой изобретал все более отчаянные аферы, совсем не заботясь о собственной шкуре.

Гоблин тоже был на такое способен, но ему хватало благоразумия не совать голову в пасть льву – что, впрочем, куда безопаснее, чем попытка обокрасть кого-нибудь из Взятых.

Гоблин объяснил:

– Одноглазый считает, что она по молодости наивна. Говорит, раз уж мы старика Хромого обвели вокруг пальца…

– Да по сравнению с Хромым сам Одноглазый гением покажется. Хромой – плохо смотанный клубок эмоций и неотшлифованного, пусть и огромного, таланта к магии. Да и Госпожа нас прикрыла. – Я не стал лишний раз говорить о том, что Хромой не отвяжется от нас, пока не удовлетворит жажду мести. – Озорной Дождь неглупа, и она на хорошем счету у Госпожи. Постарайся объяснить это Одноглазому. С палкой, если понадобится.

Я согнул мизинец в тайном знаке. При первой возможности Гоблин мельком взглянул туда, куда я указывал.

В тени клубком свернулся Анко. Кот притворялся спящим, но его уши вздрагивали.

Наш разговор начался снаружи лазарета. Продолжился по дороге к плацу. В конце концов Гоблин пробормотал:

– Никогда не видел таких странных котов. Обычные за солнечными зайчиками гоняются, а этот – за тенями.

– Ты ведь понимаешь, что он на самом деле не кот?

– Конечно. Не думал, что ты тоже заметил.

В последнее время мы почти не общались. По правде говоря, с тех пор, как прилетела Озорной Дождь, я вообще мало с кем общался. Она реквизировала все мое свободное время, да и в часы приема пациентов тоже нередко присутствовала. Только в город со мной не ходила. Мне было любопытно, кого или чего она избегает.

Ее нахождение в лагере не было секретом. Скрыть это было бы невозможно. Солдаты каждый день сотнями ходили в город и обратно. У многих были подруги. Некоторые бойцы были из местных, они навещали семьи. Если Озорной Дождь от кого-то таилась, то этот кто-то также таился от нее. Никто ее не разыскивал.

Когда Взятая не ходила со мной под руку, в моей тени обязательно ошивался Анко. Или дети крутились под ногами.

– Твоя подружка, верно, боится, что ты ей изменишь, – предположил Гоблин.

– Это так же логично, как любой из моих домыслов. – Зануда Костоправ не стал спорить и обломал коротышке все веселье.

Мы пришли на плац. Голуби, как обычно, провоцировали Анко. Здесь не было теней, в которых он мог бы спрятаться. Я сделал вид, что проверяю, есть ли вода в ведрах, – давно осточертевший ритуал.

Анко решил, что не стоит мучиться под солнцем, не имея возможности кого-нибудь убить, и ушел. Сию же секунду ко мне потянулись дети.

– Предупреди Одноглазого, – велел я Гоблину. – Убеди его. Она уже за ним следит.

Когда Отряд вляпывается в дерьмо, Одноглазый – наша палочка-выручалочка. В любое другое время его так и хочется утопить. Нет ничего приятней, чем избавиться от занозы в заднице.

Мы расстались. Гоблин отправился побеседовать со своим подельником, а я – проверить ход строительства.

Я надеялся, что Взятая перестанет ко мне навязываться, обзаведясь собственным жильем. Этой надежде не суждено было сбыться.

Старший плотник ворчал:

– Опять переделывать. Сколько можно? Уже устал от этого «стройте шире!».

Старик, всегда бережливый в отношении казны Отряда, не скупился. Дом для Взятой должен стать основательным постоянным сооружением, которое можно будет передать в пользование местным, когда Отряд покинет Алоэ.

Строительство – а в первую очередь щедрые расходы на материалы и работников – подарило нам новых друзей.

Капитан ни за что не пустил бы в лагерь чужаков, если бы у него не было на то причин. Возможно, он хотел, чтобы шпионы мятежников решили, что выведали все наши тайны – которых у нас в самом деле не было. А может, он просто проверял, как местные отреагируют на Озорной Дождь и ее детей.

Она не сводила с меня глаз и из-за этого сама всегда была на виду. Ведь я ни минуты не сидел дома.

Признаюсь, внимание к моей неказистой персоне мне льстило.

Последний из сегодняшних симулянтов покинул лазарет, ворча под нос. Я прописал ему интенсивные упражнения. Прозвенела Озорной Дождь. Я и забыл, что она рядом. Умеет же быть тихой и неподвижной, будто статуя. Она спросила:

– Как дела с больными в городе?

– Простуженных гораздо меньше. – (Ее дети избежали заражения, несмотря на регулярное общение с Гурдлифом Баюном.) – Несколько царапин. Зашил один порез – просто на всякий случай. Ножи деткам не игрушки.

– Значит, ты теперь героический борец с эпидемией?

– Я не дурак. Не говорю никому, что простуда сама пройдет и приходить ко мне не обязательно.

– Преимущество профессии? Ставить себе в заслугу то, что делает природа?

– Женщины, как вы циничны. – Тут я вздрогнул: я позволил себе фамильярничать со Взятой.

Она улыбнулась, словно прочитав мои мысли, и сменила тему:

– Я давно не видела Гурдлифа Баюна. Хотелось бы, чтобы он почаще заглядывал.

– Без обид, но твои дети кажутся ему чудны́ми.

Она недовольно звякнула:

– Почему?

– Им вроде бы по шесть лет, – (Озорной Дождь не назвала точный возраст детей), – но они ведут себя по-взрослому, держатся отстраненно и совершают странные поступки.

– Это из любопытства. Для детей такое естественно. Ты ведь тоже когда-то был ребенком и наверняка хотел узнать больше об окружающем мире.

– Верно, дети любопытны. Но обычные дети не сидят часами на одном месте, разглядывая людей. Они не могут сосредоточиться надолго. Им нужно часто переключать внимание с одного на другое. Шин со Светлячком даже стреляных волков, вроде Дохломуха с Молчуном, пугают.

Я не упомянул Анко. Демонического кота ненавидели все без исключения, пусть и не могли толком объяснить почему.

– Тогда им тем более нужно общение. До Гурдлифа они не встречали других детей.

– И долго еще ты собираешься их оберегать?

Дзынь-дзынь. Уже не так сердито, но отнюдь не весело.

– Пускай погуляют в городе, – предложил я. – Здешняя детвора выбьет из них все причуды.

А скорее, научит не выставлять их напоказ.

– Плохая идея. Самоконтролю они тоже не обучены.

Об этом я не подумал. Да, они дети, но в то же время смертельно опасные юные Взятые.

– Кстати, почему тебе так важно всегда знать, чем я занят? – отважился я на вопрос.