– Сударыня?

Неистовый звон. Суровый взгляд. Резко похолодало. И чем ты провинился на этот раз, Костоправ?

Откуда-то донесся громкий вой Анко.

– Какая еще «сударыня»? Летописец, ты на двадцать лет меня старше.

Ближе к десяти, но спорить я не стал.

За нами подглядывали Леденец, Эльмо, Дохломух и еще несколько любопытных. Какой-то паршивец захихикал. Другой попытался заткнуть его, чтобы мы не услышали. Озорной Дождь обернулась:

– Проваливайте.

Ее тон был ровным, но сопровождался грозным перезвоном. Звезды на юкате пустились в хоровод.

– Ничего себе! – вырвалось у меня. – Я прежде не видел…

– Тихо.

Я сразу повиновался. Ее настроение быстро испортилось, и виной тому мог быть я. Возраст меня не спасет. Если я что-то натворил, то следующую ошибку рискую допустить уже под землей.

Взятая сорвала талисманы с ворот. Полоски бумаги вспыхнули. Свободной рукой Озорной Дождь развеяла дым.

– Да. Как я и думала.

Меня так и подмывало задать вопрос. Обучение в Башне плохо сказалось на моей способности сдерживать любопытство.

– Теперь можешь говорить.

Надо бы немного поподхалимничать.

– Что я натворил? Мне нужно знать, чтобы впредь не оскорбить тебя.

– Не могу объяснить словами. Все равно не поймешь. Ты такой, какой есть, – результат накопленных переживаний и впечатлений. Ты не знал женщин, кроме сестер и шлюх. И ее, в Башне, – но она, пожалуй, знает о мужчинах еще меньше, чем ты о женщинах.

Может быть. Но объяснение весьма расплывчатое.

Выругавшись, Взятая тряхнула рукой. Передержала горящий талисман и обожглась.

– Идем.

Так закончилась первая вылазка Взятой за стены лагеря. Ее изначальная цель оказалась забыта.

Зато свинарник она уж точно не забудет.

Несмотря на разрешение говорить, я постарался скрыть циничного Костоправа под личиной любознательного до одержимости летописца.

Я сидел в уголке, пока Озорной Дождь общалась с потенциальными слугами. Она решила нанять четырех девушек. Основные требования держала в тайне, лишь твердо указала, что не примет мужчин и женщин, прежде служивших в храме. Видимо, желала избежать встречи с кем-либо, кто был знаком с Тидэс Эльбой.

Наняться вызвались лишь шесть девочек. Причем ни одна не горела желанием прислуживать Взятой. Вероятно, их прислали родители, решившие, что дочерям пора поддерживать семью. Либо они были шпионками. Совсем юные, старшей всего лишь тринадцать. Сложно было бы найти девушку постарше, которая не служила бы в храме.

Озорной Дождь отпустила их, пообещав как можно скорее принять решение.

– Кого из них ты бы взял в свою коллекцию? – спросила она меня.

– Это неприличный вопрос. Вдобавок основанный на абсурдном предположении, что меня влечет к детям.

Широкая улыбка. Веселый звон. Мой проступок на свиноферме прощен.

– Не забывай, что я знаю только своих сестер и женщин для утех, – добавил я.

– А теперь еще и меня в некоторой степени.

– Ты необычна.

– О да, еще как. Пора ужинать.

– Гм…

Она что, играет со мной?

Я проследовал за ней наверх. В ее покоях царил порядок. Как полагается жилищу молодой одинокой матери – если та, конечно, могущественна и сказочно богата.

Чем больше времени я проводил с ней, тем сильнее задумывался о планах Госпожи.

Ужин подавали двое молодых солдат. Озорной Дождь с детьми сидели за квадратным столиком. Я – напротив нее. Ненаглядный Шин – по левую руку от меня, Светлячок – по правую. Кот-демон Анко глодал сырую рыбину в укромном уголке.

Я снова обращал внимание на необычные детали. И кто меня дернул записывать процесс собственного одомашнивания?

Солдаты были из местных. На службу к Взятой перешли с согласия Капитана. Зачем? Что за игру затеяла Взятая?

Кого она хочет обвести вокруг пальца? Мужчину Костоправа? Врача Костоправа? Может, летописца Костоправа?

Иногда люди прикладывают усилия, чтобы я запомнил их такими, какими им хочется. Но с чего бы Озорному Дождю беспокоиться, как она будет выглядеть в Анналах?

Я не видел в этом логики.

А если ее цель – предполагаемый любовник чудовища из Башни? В этом есть своя нелепая логика, если учесть общечеловеческую тенденцию верить в невероятное.

А может, нырнуть с головой в воображаемую теорию заговора и предположить, что Костоправ не дает покоя врагам Госпожи – сумасшедшим, которые вешают воспламеняющиеся талисманы на ворота свинарников?

– Ты слишком много думаешь, – сказала она после десерта, когда ушли солдаты – наверняка отправились обменять сильно приукрашенную историю «из первых уст» на напитки в «Темной лошадке». – И слишком много переживаешь. Не ищи скрытых смыслов. Большинство вещей – именно то, чем кажутся.

Я ничего не понимал.

– Откинься. Расслабься. Пускай жизнь идет своим чередом. Принимай все как есть.

Совсем ничего.

Озорной Дождь отослала детей спать. Они подчинились, но неохотно. Я напомнил им почистить зубы. Когда с этим было покончено, Взятая сказала:

– Уже стемнело. Пойдем выясним, в чем дело с этими талисманами.

Твердо намереваясь остаться целым и невредимым, я отправился с ней на прогулку под луной. Это был лишь второй ее выход за пределы лагеря. На этот раз мы добрались до города.

Пешеходная часть прогулки продлилась, пока мы не свернули за угол особняка и не остановились возле узкой белой двери, на которой пока не появился талисман. Да и вообще бумажек в лагере больше не расклеивали. Из этого можно было сделать какой-то вывод, но мне приходило в голову лишь одно: злоумышленник знает об усиленной охране и не рискует быть пойманным.

На западе, градусах в тридцати над горизонтом, за редкими полосками облаков висел полумесяц. В эту ночь он казался особенно холодным и ярким.

– Помоги мне, летописец.

Озорной Дождь открыла дверь. За ней стоял ее летучий ковер. Она не хотела тащить его по земле и поэтому подняла в воздух. Так и держала, пока мы не нашли место, где можно было его опустить.

Она ступила на ковер. Тот утвердился на мостовой.

– Я знаю, что ты на таких уже летал. Забирайся.

– Гм… – хмыкнул я, не придя в восторг. – Это было давно.

Она звякнула:

– Тогда держись крепче. Я сама еще учусь.

Я не стал напоминать, что она сумела добраться до Алоэ, не потеряв в полете Анко, детей и сундук с деньгами. Впрочем, эта мысль меня успокоила. Немного.