Речлаг. По одной оценке, к началу 1950 года больше 70% узников Речлага были переведены в него из Воркутлага379. Таким образом, создание особлага в Воркуте представляло собой скорее реклассификацию заключенных и пространств, чем основание принципиально нового лагеря.

Для администрации лагерного комплекса эта реорганизация создала свой набор проблем. С экономической точки зрения перетасовка людей и пространств была откровенно вредной. Шахта № 1, первой переданная в Речлаг в конце 1948 года, недовыполнила свой годовой план на 10%, и исполняющий обязанности начальника Речлага Фадеев прямо назвал это следствием создания этого лагеря380. Для нового лагеря потребовалось учредить отдельную администрацию, которая оттягивала кадры из лагерного комплекса, и так постоянно страдавшего от нехватки сотрудников. Как всякая бюрократическая система, Воркутлаг неохотно делился ресурсами с новорожденным Речлагом, что еще больше затрудняло реорганизацию. Воркутлаг всячески тянул с передачей кадров Речлагу, а когда все же передавал, то пользовался шансом избавиться от самых недисциплинированных работников381. Нежелание администраторов Воркутлага передавать Речлагу жилые помещения (которые уже и так были в дефиците) привело к «большому жилищному кризису» у новых сотрудников Речлага382. Более строгие требования к охране особлагов требовали большего числа охранников, которых было особенно сложно найти, поскольку Воркутлаг уже и так был вынужден поручать тысячам заключенных охрану друг друга. Возможно, именно по этой причине у Речлага был свой собственный начальник только в первый год его существования. В апреле 1950 года Кухтиков, который уже был начальником Воркутлага и Воркутаугля, получил также и эту должность383. Итак, в краткосрочном периоде создание Речлага потребовало трудной и разрушительной реорганизации.

Более строгий режим особлагов, как и каторги, создавал усиленное психологическое давление на заключенных. Запирание бараков на ночь, ограничение переписки с внешним миром, номера на одежде – все это, несомненно, отрицательно сказывалось на десятках тысяч узников Речлага. Елена Маркова, отбывавшая срок в отделении Речлага, где содержали много матерей с новорожденными детьми, вспоминает, сколько страдания и страхов породило требование запирать матерей на ночь в их бараках отдельно от младенцев384. Психологическое давление усиливалось и практикой назначать заключенных особлагов только на самые тяжелые и рискованные работы. Как минимум в теории узники особлагов не должны были занимать должности, считающиеся привилегированными, не требовавшими физической нагрузки, например специалистов и инженеров. Но на практике узники особлагов не были полностью отстранены от таких должностей и лишь ненамного чаще обычных заключенных работали в шахтах385. Как бы то ни было, проводилась целенаправленная политика поддержания в Речлаге особо тягостной психологической атмосферы.

Таблица 3. Абсолютные и относительные количества заключенных, освобожденных из Воркутлага и Речлага, 1949–1953 годы

Источники: ГАРФ. Ф. Р-9414. Оп. 1. Ч. 2. Д. 472; Д. 479; Д. 485; Д. 495; Д. 500.

Чувство безнадежности еще более усугублялось тем фактором, который сильнее всего отличал Воркутлаг от Речлага: вероятностью освобождения. Как видно из таблицы 3, из Воркутлага заключенных освобождали гораздо чаще, чем из Речлага. По сути, разница между этими лагерями только нарастала со временем. Это создавало у некоторых узников Речлага ощущение, что они вряд ли когда-либо выйдут на свободу. Хотя заключенные обоих лагерей отбывали сроки до двадцати пяти лет, между ними имелось три важных различия, из‑за которых вероятность освободиться из Воркутлага была гораздо выше. Во-первых, в Воркутлаге обычно содержалось несколько тысяч заключенных со сроками меньше пяти лет, а в Речлаге их было максимум лишь несколько сотен386. Во-вторых, узники особлагов, как и вообще «контрреволюционеры», обычно категорически исключались из списков регулярных амнистий, при которых из послевоенного ГУЛАГа освобождали большие массы заключенных387. В-третьих, заключенным особлагов не полагался зачет рабочих дней, отчего было гораздо вероятнее, что им придется отбыть срок полностью.

Горстка заключенных, освобождавшихся каждый год из Речлага, сталкивалась с мрачной перспективой невозможности вернуться домой. В феврале 1948 года все узники, освобожденные из особлагов, были приговорены к ссылке в отдаленные части Советского Союза – на Колыму, в Новосибирскую область, Красноярский край и некоторые области Казахстана388. Перспектива вечной ссылки, по сути, сводила на нет малейший шанс вернуться домой и зажить сравнительно нормальной жизнью. Для горстки заключенных, освободившихся из Речлага в первый год его существования, приговор к ссылке был особенно суров, так как бывшим узникам пришлось покинуть Воркуту, где они обзавелись хоть какими-то социальными связями, способными помочь в трудном переходе к гражданской жизни. Но к маю 1949 года районы Коми АССР к востоку от Ухты, в том числе Воркута, были добавлены к списку мест, куда можно было ссылать освобожденных узников особлагов389. И все же перспектива освобождения в вечную ссылку не сулила заключенным особлага больших надежд.

Несмотря на явную безнадежность положения заключенных Речлага, это не всегда означало снижение шансов на физическое выживание. По официальной статистике, с 1949 по 1954 год (когда Речлаг перестал существовать) смертность его узников была примерно такой же, а иногда и ниже, чем у заключенных Воркутлага. Смертность среди заключенных Речлага в этот период достигла высшей точки в 1949 (11,31 смерти на тысячу человек), а низшей в 1951 году (5,87 смерти на тысячу человек). В Воркутлаге смертность составляла 11,64 на тысячу в 1949 и 9,50 на тысячу в 1951 году. Смертность в обоих лагерях была примерно такая же, как средняя по ГУЛАГу, которая варьировалась от 12,10 на тысячу в 1949 и 6,70 на тысячу в 1953 году390. Если сравнить смертность заключенных в Воркутинском комплексе в этот период с военными и первыми послевоенными годами, то мы увидим весьма убедительное свидетельство того, что к 1949 году ситуация с продовольствием в Воркуте во многом стабилизировалась и здоровье заключенных в общем и целом значительно улучшилось391.

«Особлагерная» реформа ставила целью изоляцию отдельных групп заключенных, но важным и, возможно, непредвиденным ее следствием стала концентрация в особлагах определенных категорий заключенных. Взять хотя бы преступления, в которых обвинялись заключенные. К 1950 году 93% узников Речлага были осуждены за «контрреволюционные» преступления, в отличие от 59% узников Воркутлага392. Обе цифры были значительно выше средних по ГУЛАГу, но в отделениях Речлага теперь содержались почти исключительно заключенные, осужденные за «контрреволюционные» преступления. Еще удивительнее концентрация в Речлаге заключенных определенных национальностей. В 1950 году только 16% заключенных Речлага были русскими, в отличие от 48% в Воркутлаге. Среди узников Речлага 40% составляли украинцы, 5% – латыши, 12% – литовцы, 5% – эстонцы; в Воркутлаге соответствующие цифры составляли 22, 1, 3