и 2%393. Таким образом, в лагерных отделениях Речлага русские были в заметном меньшинстве сравнительно с другими национальностями, особенно из западных приграничных областей Советского Союза.

Также в период позднего сталинизма в Речлаг и Воркутлаг привезли много иностранных подданных, особенно граждан Германии. К 1950 году в этом комплексе содержалось 4370 немцев – около 5,6% всего контингента394. Большинство составляли пленные, осужденные в 1949−1950 годах советскими военными трибуналами за военные преступления против советских граждан395. Большинство немецких и других военнопленных к 1949 году репатриировали, но осужденные за военные преступления вернулись домой намного позже396. Те, кого оставили в ГУЛАГе, были сконцентрированы в небольшом числе лагерей и колоний, включая Воркутлаг и Речлаг397. Некоторые военнопленные содержались в изоляции от остальных заключенных, в том числе около трехсот человек на отдельном лагпункте Безымянка, который формально принадлежал 7‑му отделению Речлага398. В этом 7‑м отделении содержались только женщины, но Безымянка располагалась на другом берегу реки, и там содержались только мужчины, охарактеризованные в переписке МВД как «немецко-фашистские злодеи». По словам Елены Марковой, которой поручили провести санитарную инспекцию этого пункта зимой 1950 года, многие заключенные были истощены и серьезно больны399. Многие другие немецкие военнопленные – вероятно, большинство из них – были разбросаны по всему Воркутлагу и Речлагу. Немец-заключенный Йозеф Шолмер встречал много соотечественников в 6‑м и 4‑м отделениях Речлага, где отбывал свой срок400. Шолмер, бывший член Коммунистической партии Германии, встретил там эсэсовцев, служивших в концлагере Заксенхаузен. Это были нераскаявшиеся нацисты, которые при встрече с заключенными-евреями говорили: «Этого мы пропустили – в газовую камеру его!»401 Он встретил и нескольких высокопоставленных офицеров немецкой армии402. Немецким узникам запрещалось получать продуктовые посылки и письма из дома, из‑за чего они повсеместно страдали от голода и депрессии403.

Концентрация крупных групп национальных меньшинств в особлаге привела к важным переменам в социуме заключенных. Соплеменники начали объединяться в организации взаимопомощи, чтобы оказывать друг другу протекцию и помогать выживать. Йозеф Шолмер писал о них:

Каждая группа была построена на национальной основе. У этого есть резонная практическая причина. Только люди той же национальности могут верно судить, пригоден ли человек по личным и политическим качествам к подпольной работе. В целом можно сказать, что подобные группы составлены из элит каждой нации, представленной в лагерях. Группы организовывались вокруг еще более мелких группировок, которые сознательно стараются делать как можно меньше, чтобы минимизировать шансы НКВД [sic] соприкоснуться с ними404.

Важно, что некоторые из этих заключенных активно сражались против установления советской власти в рядах партизанских организаций, таких как Организация украинских националистов (ОУН) и Украинская повстанческая армия (УПА). Благодаря этому они имели опыт сопротивления советской власти, а также активный опыт создания подпольных организаций405. Из обширного материала мемуаристов и историков видно, что эти национальные организации взаимопомощи были широко распространены по всему ГУЛАГу, особенно в системе особлагов406.

Эти организации обеспечивали обмен информацией между заключенными, бараками, отделениями и лагерными комплексами. Узники, имевшие доступ к этой сети, могли пользоваться гораздо более надежным, с их точки зрения, источником информации, чем обычные лагерные слухи («параша»). Доступ к достоверной информации был необходим для выживания в лагере. Эти организации также функционировали как общества взаимопомощи, делясь ресурсами и благами ради улучшения шансов на выживание каждого в группе. Эти сети работали и на то, чтобы прекратить инфильтрацию осведомителей и тайных агентов в среду заключенных. Те, кого подозревали в работе на администрацию, часто подвергались угрозам и насилию. К началу 1950 года стало понятно, что эти организации во многом достигли успеха, в частности разрушили сети осведомителей. Администраторы в Воркуте постоянно жаловались, как трудно им поддерживать эти сети и пресекать насилие среди заключенных. Хотя попытки проникнуть в эти организации и различными способами нивелировать их влияние продолжались, в 1951 году начальник лагеря Кухтиков был вынужден признать, что насилие в лагерях не убывает, а возрастает407. Администрация лагеря, похоже, полностью утратила способность сдерживать эти подпольные националистические организации.

Несмотря на повсеместность этих организаций, примечательно, что открытого массового сопротивления заключенных в Воркутлаге и Речлаге в поздний сталинский период не было. Хотя в начале пятидесятых годов было несколько документированных случаев восстаний заключенных, националистические организации в Воркуте по-прежнему действовали подпольно, ограничивая свои задачи улучшением условий жизни соплеменников408. Но важно отметить, что уже в поздний сталинский период они стали хорошо организованными и повсеместными. Летом 1953 года, после смерти Сталина и падения Берии, большая группа заключенных Речлага участвовала в одной из крупнейших лагерных забастовок в истории ГУЛАГа. Этот протест вряд ли стал бы возможным, если бы не смерть верховного руководителя Советского Союза и арест одного из его вероятных преемников. Но организации заключенных, которые координировали забастовку и руководили ею, были порождением позднесталинского ГУЛАГа.

Улучшение продовольственного снабжения, введение поощрений для заключенных и «особлагерная» реформа в совокупности представляют собой попытку «нормализовать» лагерную систему после потрясений военных лет. Восстановить «нормальность» системы означало повысить ее экономическую эффективность, обеспечив заключенным необходимый минимум питания и адекватное вознаграждение за труд. Это означало также установить надлежащие правила изоляции и наказаний для новых групп узников, якобы представлявших угрозу советскому обществу, в том числе повстанцев-националистов из западных приграничных областей и бывших красноармейцев, которые во время войны занимались чем-то подозрительным с точки зрения режима. Но сочетание общего улучшения бытовых условий с концентрацией определенных групп заключенных в особых лагерях не создавало нормальность, как планировалось, а подрывало даже ее видимость. Администраторы ГУЛАГа столкнулись с тем, что заключенные становились все организованнее и непокорнее. Как убедительно показали Олег Хлевнюк и Йорам Горлицкий, сотрудники ГУЛАГа все яснее осознавали, что «кумулятивное влияние сталинской пенитенциарной политики угрожает раздуть масштаб ГУЛАГа до потери управляемости им»409. Но радикальные реформы для преодоления кризиса системы ГУЛАГа были невозможны при жизни Сталина.

СТРОИТЕЛЬСТВО МОНОГОРОДА

В период послевоенного сталинизма город Воркуту пытались «нормализовать» еще сильнее, чем Воркутлаг и Речлаг. В разгар Второй мировой войны Мальцев основал город и развивал его через покровительство над заключенными и незаключенными. В 1947–1948 годах Воркута состояла из горстки монументальных зданий, парка, бульвара и множества хаотично разбросанных пространств и домов, изначально построенных для лагерей. То же можно было сказать и о городском населении. Война привела в город тысячи незаключенных – служащих лагеря, бывших узников и разнообразных ссыльных, – которые в совокупности насчитывали к