– Неважно, – ответил я небрежно, – я решил, чтотак удобнее.

– Понятно, – ответил он, – демонстрируете своивозможности. Это понятно… теперь о деле. Ваши люди берутся?

Он говорил уже уверенным голосом человека, знающего себецену и понимающего свою мощь. Я ответил со смешком в голосе бесспорногопобедителя:

– Я задам встречный вопрос… Уверены, что если к вам сейчаспридут с обыском, то не отыщут героина?

Он вскинул брови, спросил с оттенком угрозы в барственномголосе:

– Шутите?

– Абсолютно нет, – ответил я.

Он заговорил с уже явственной угрозой:

– Никакого героина у нас никогда не было!

– Разве? – переспросил я. – А я слышал, парудоз держите прямо под подушкой…

Что-то в моего голосе заставило его подняться, не отрываямобильника от уха. Он прошел достаточно неспешно в спальню, где двумя пальцамиприподнял подушку. Я видел, как расширились его глаза, жаль нет цвета, нои так понятно, что побледнел: под подушкой поблескивает целлофаном аккуратныйпакетик с белым порошком. Не притрагиваясь, перевернул другую, там два точнотаких же, нагло поблескивают прозрачными боками. Рыча, ухватил и ринулся ктуалету, словно уже слышал за окном завывание милицейских сирен.

– Не торопитесь, – сказал я. – В такойогромной квартире уже и не вспомните, где порастыканы дозы. Причем не для себя,а… оптовые!

Он торопливо рвал пакеты и сыпал в унитаз порошок, спустилводу, руки дрожат, лишь потом схватил мобильник и произнес хриплым голосом:

– Что вы добиваетесь?

– Это вы добивались новой демонстрации силы, – объясниля. – Так вот я демонстрирую: пятьдесят тысяч долларов в месяц будетеотстегивать нашей фирме… наличными, разумеется. За наши красивые глаза.

Он вскрикнул:

– Что? Почему вдруг?

Я сказал холодно:

– В самом деле, почему пятьдесят? Для такого солидногочеловека – оскорбительно даже. Семьдесят пять, так будет вернее. Честноговоря, нам на фиг такая мелочь, но это вам будет напоминать о вашей ошибке.И установит некую иерархию, а то вы что-то недопонимали. Жаль, у вассобственной конюшни нет.

– Почему? – спросил он растерянно.

– Да так, – ответил я. – А то бы моглиобнаружить в своей постели лучшего скакуна с перерезанным горлом.

Лицо его дернулось, похоже, тоже читал и запомнил этот яркийэпизод из «Крестного отца», где дон Корлеоне продемонстрировал одномунесговорчивому свою мощь.

– Семьдесят пять? – перепросил он растерянно.

– Предпочитаете сто? – сказал я понимающе. –Хорошо, пусть сто. Но если хотите повысить…

Он проговорил сломленно:

– Нет. Мы согласны выплачивать сто тысяч долларов.

– Вот и отлично, – ответил я. – Деньги пустьпередают нашему генеральному директору. Ну, вы его видели.

Не знаю, как он, но я, отключив мобилу, пустился в пляс,прыгал и орал, хотел было встать на руки и пройтись на передних конечностях,но, увы, не умею, даже перекувыркнуться не рискну, хотя очень хочется. Когдапосмотрел на экран, Бойко уже вышел из ванной, я переключил на спальню, нахолл, прошелся по всем комнатам, пока не обнаружил его снова в кабинете.

Он говорил по мобильнику:

– …отменяется… Да, попробуй договориться с Маккиавелли. Этокружный путь, понимаю, но мы все равно должны получить тот заказ… Я жесказал, обстоятельства изменились, форсмажор, но дорогу мы должны расчиститьтем или другим путем…

Лицо у него сразу осунулось, в глазах страх, хотя, надоотдать должное, голос держит ровным и малость покровительственным: мол, всесхвачено, все под контролем, у нас все путем, осечек ее будет.

Будут, подумал я злорадно, если я восхочу. Но вообще-тосейчас достаточно и того, что щелкнул по носу. Дал понять, что если ктопопробует наехать, тому придется очень долго собирать в темноте выбитые зубыполоманными руками.

Жизнь кажется легкой, приятной и удивительной, как сказалкто-то из классиков, когда у тебя в кармане пачка долларов толщиной с тонкийконец тележного дышла. Но раз уж человечество делится на две основные группы:тех, кто имеет, и тех, кого имеют, то я лучше буду в числе первых, раз уж мнеможно выбирать. Как говорил один депутат Госдумы: наше темное прошлоеобеспечивает нам светлое будущее, так и я промолчу про свой основной источникдохода, главное – у меня фирма, источник моего светлого будущего, моелегальное прикрытие.

А сам я, как человек, который вовсю пользуется своимивозможностями, снова сделал рейд в подземелье. На этот раз тщательнейшимобразом прочесывал по кругу как все намеченные на карте туннели древнихстроителей Кремля, так и просто продавливался через места, где можно быпроложить туннель.

Это выматывало адски, я чувствовал себя выжатой тряпкой,зверски хотелось есть. Я сперва таскал в автомобиле гору бутербродов,потом перешел на гейнеры и прочую продукцию, где в малом объеме много калорий,да к тому же без всякого переваривания сразу вгоняются в кровеноснуютранспортную систему.

Отыскал несколько заржавленных мечей и кинжалов, остаткиполуистлевших кольчуг, латы, что годятся в лучшем случае на подростка.Археологи сказали бы, что я варвар, нельзя ничего трогать, нужно сберечь этобесценное состояние, хрень какая: ценность – это мощный комп сширокополосным доступом в Инет, а это все старье. Вся его ценность только втом, что все еще есть придурки, которые дадут за эти ржавые железки такиебабки, что не только комп купишь, но и виллу на Мальдивах.

Где-то здесь хранится и знаменитая библиотека ИванаГрозного, но пока что не наткнулся, а специально искать что-то не тянет. Переелэтого диггерства, уже не тянет даже перетаскивать серьги и подвески из техпервых сундуков. Тем более что присмотрел мощный «бээмвэ» этого года выпуска,новейшую модель, видел на улице – сердце захолонуло от восторга!А ведь я вполне могу купить, могу.

Антиквар уже ничему не удивляется, принимает на комиссиювсе, что я приношу, но что-то я не видел, чтобы выставлял на продажу. Как всееще говорят, в открытую продажу. Но деньги выплачивает теперь на другой день, ато и сразу, если уверен, что оценил правильно. Я заметил, что такпоступает, когда приношу что-то такое, что уже приносил раньше. Нередко онплатил больше, что значит, ощутил в прошлый раз, что может повысить цену.

Он мне нравится все больше: не пытается объехать, обжулить,а то, что платит иногда даже больше, намного больше, чем договаривались,говорит о его честности. Редко встретишь человека, влюбленного в работу так,что удовольствие от самой работы на первом месте, а зарплата или прибыль –на втором. Если не на третьем.

– Надеюсь, – сказал он однажды, – вы не ограбилиНациональный музей Франции…