– Вот так прямо взяли и выкопали? На огороде?

Я покачал головой:

– Я похож на огородника? Зато люблю лазить поподземельям.

Он всматривался в меня очень внимательно.

– Подземельям? В Москве?

– А вы слышали о диггерах? – спросил я.

Он чуть улыбнулся.

– Слышал.

– Так вот я – диггер.

Он улыбнулся шире, в его добрых глазах прочел, что такихдиггеров не бывает, но сказал он очень мягко:

– Вы доставили очень ценные украшения. Нет, монеты даже унумизматов стоят недорого, как и крест, хотя это и старинный… если не подделка,а вот серьги… гм…

– А что в них необычного? – поинтересовался я.Спохватился: – Конечно, я счастлив, что мне такое попалось, но как разсерьги показались обычными.

Он покачал головой.

– Сейчас не рискну ничего говорить, но… если вы не против,мы проверим на подлинность. У нас поблизости есть… ну, не своялаборатория, это нам не по карману, но в соседнем научно-исследовательскоминституте оказывают нам услуги. Да, оказывают. Там хорошие люди.

– Я не против, – ответил я легко. –Отправляйте.

Он вытащил лист бумаги, достал из ящика стола ручку сзолотым пером.

– Сейчас составим заявку, полную опись, чтобы вы небеспокоились…

Я отмахнулся.

– Разве я беспокоюсь? Людям надо верить.

– В наш-то век? – спросил он мягко.

– В любом времени есть люди, – ответил ямудро, – которым можно верить. Мне почему-то кажется, что вам можно.

Он спросил с недоверием:

– Это почему же?

– У вас лицо, – сказал я, – как у бояринаПутяты. Хороший был человек!

Он смотрел с непониманием, явно старался вспомнить, кто это,да я и сам не знал, просто имя интересное, как будто дедушка нынешнегопрезидента. В лавку вошла супружеская пара, антиквар тут же убрал серьги иостальное в коробочку, сказал мне все так же вежливо, но с изумлением в голосе:

– Думаю, за два дня они все сделают. Я даже попрошу,чтобы завтра к вечеру заключение о подлинности было готово.

– Прекрасно, – ответил я.

– Если вас такое устраивает…

– Вполне, – ответил я с широкой улыбкой преуспевающегочеловека. – Я не спешу. Непьющий потому что.

Он тоже улыбнулся и повернулся к потенциальным покупателям.

За окном ранняя зимняя ночь, минус восемнадцать, но вквартире тепло и уютно, хожу босиком и без штанов, а Ниночка и вовсе голенькая,с ее точеной фигурой можно. То и дело картинно выгибается, демонстрируя тоосиную талию, то четко очерченные груди на уже девичьем теле.

Ей только четырнадцать, я даже усомнился, стоит ли с такоймалышней играть во взрослые игры, но когда на дискотеке спросил, сколько ейлет, она ответила кокетливо:

– Женщине столько, на сколько она выглядит!

– Ей верили, – добавил я ей тогда в тон, – на этомкрупно прокалывались. Хитрюге не было и пятнадцати…

Она расхохоталась.

– Ты угадал. Но можешь не беспокоиться, мои родители изобеспеченных.

Это был намек, что ничего от меня не потребует, мол,совратил малолетку. Вот теперь щебечет, пока мама в школе, носится по квартире.Хорошая веселая штучка, хотя для траханья, как все больше убеждаюсь, мненравятся телки постарше. И чтоб сиськи побольше, а не эти прыщики. Правда,у нее не прыщики, а типа некрупных яблок, но все больше понимаю, что моиинстинкты предпочитают эти яблоки покрупнее. А то и дыньки.

– Родителям что наврала?

– У подруги, – ответила она весело. – Еепредупредила, подтвердит.

– Вряд ли у твоей подруги собственная квартира, –усомнился я. – Не по возрасту. Родители не заложат?

– Нет, – сказала она еще веселее. – Ее родителимоих не любят. Обязательно подтвердят!

– Хорошо устроилась…

– А ты? Мама на работу, а ты совращать малолеток?

– Ага.

– А вот мне врать приходится, – вздохнула она спритворной печалью. – Тебе проще…

– Да ладно тебе, – ответил я с неловкостью. – Мамау меня строгих правил. Просто смирилась, что если не будут такие вот чистенькиебывать в моей постели, то стану трахаться с пьяными шалавами в подворотнях.

Она призадумалась, кивнула со всем серьезностью:

– Да, инстинкты свое все равно возьмут. Трахаться все равнобудем, так пусть это будет открыто, меньше шансов, что попадемся на чем-то.

Карман брошенной на спинку стула рубашки задергался,донеслась приглушенная мелодия. Я выудил мобильник, поднес к уху.

– Алло, Вован. Что случилось в такую рань?

– Рань? – пробормотал он. – Для кого рань, а длянас, подневольных трудящихся, уже скоро обед. Виталик, у нас траблы.

Я спросил беспечно:

– Пальчик прищемил?

– Если бы, – ответил он, я наконец уловил в его голосестрах. – Заходил тут один. Желает поговорить непременно с тобой.

– Кто?

– Он не назвался.

– А что сказал вообще?

– Только что хочет с тобой поговорить. Виталик, это не ташпана, что тогда пыталась нас на бабки пригнуть. Этот, судя по прикиду, вбаксах не больно нуждается. У меня глаз наметанный, сразу засек часы засемьдесят тысяч зеленых!

Я ответил напыщенно, кося одним глазом на Ниночку, онавышла голенькая на балкон показаться соседям, пусть мне завидуют:

– Он не один в Москве такой. Что сказал еще?

– Что захочешь его выслушать.

Я буркнул:

– Да пошли ты его на близкий адрес. Только и всего.

– Виталий, – торопливо сказал Вован, – он приезжална новом «шестисотом». А с ним еще джип весь из себя. С затемненнымистеклами! Думаю, там охрана. Он сказал, что сегодня приедет после обеда.

– Опять, – сказал я с раздражением, чтобы слышал Вован,его успокоит, хотя у самого начали подрагивать поджилки, – ладно, Вован!Как приехал, так и уедет. Не переживай.

– Ты будешь?

– Я же сказал, приеду.

Голос Вована пропал на полуслове, когда я отключил связь исунул мобильник в карман. Пальцы вздрагивают, сердце начинает сжиматься встрахе. Одно дело туповатые отморозки, что попытались наложить дань, рэкэтирысраные, другое дело – люди, что приезжают на «мерсах» да еще соджипированной охраной.