с чёрными бровями и небольшими усами, одетый в белый халат. Подойдя к пациенту, он вдруг заметил, что тот лежит с открытыми глазами и, наклонившись над Дмитрием, провёл пальцем над его зрачками. Увидев, что глаза пациента следят за всеми движениями доктора, тот с облегчением вздохнул и отошёл от кровати.

– Дмитрий, как вы себя чувствуете?

– И не спрашивайте, доктор, – жалобно и тихо проговорил сержант, – я и не думал, что мне придётся когда-нибудь просыпаться с той мыслью, что я вряд ли даже помню своё имя.

– Не беспокойтесь, товарищ сержант, это нормально.

– Как? Как вы обратились ко мне, доктор? Товарищ?

– Да, так оно и есть. Пришла новая власть, новая эпоха, пришли и новые порядки, и традиции.

– Так сколько же я проспал?

– Вы были в коме около 10 лет. Сейчас 2 марта 1930 года.

– 1930?.. О Господи… Я не могу поверить в то, что потерял в коме 10 лет моей жизни! Сколько мне сейчас лет? Нет, не говорите, подайте зеркало, покажите мне моё лицо!

Доктор вышел из комнаты, а через некоторое время вернулся, держа в руках небольшое зеркальце. Подойдя к пациенту поближе, он протянул руку с зеркалом вперёд так, что зеркало оказалось прямо перед лицом пациента.

Взглянув в него, Дмитрий увидел мужчину, лет пятидесяти пяти, с большой бородой и поседевшими волосами. На лице было много морщин, а правая часть лица, как мы уже помним, была обгоревшей и обугленной. Дмитрий побледнел от увиденного. Ещё никогда ему не приходила даже мысль о том, что он может стать настолько противен и неприятен себе. Немного помолчав, Дмитрий сказал врачу:

– Я хочу, чтобы меня подстригли, побрили, а также хочу увидеть доктора, который был со мной ещё с первого моего пробуждения.

– Мы можем выполнить первые две просьбы, однако последняя невозможна, – проговорил врач, тяжело вздыхая, – доктор, который был с вами с самого первого пробуждения, уволен. Подумать только, главврач и уволен! Это была трагедия для всего отделения, однако мы никак не могли ему помочь. Помню ещё, как перед увольнением он сожалел о том, что так и не смог увидеть вас в чувствах за эти 9 лет. Да, его уволили всего год назад.

– Вы можете написать ему о том, что я пришёл в себя?

– О да, конечно! Я это и сделаю! Что-нибудь ещё?

– Да, скажите, пожалуйста, не было ли для меня писем за эти 10 лет?

– О да, было одно. Сейчас, – доктор опустил руку во внутренний карман халата и, достав оттуда письмо, передал его Дмитрию, – вот, возьмите. Это от некого Виктора.

– Да, да, спасибо огромное. Вы можете быть свободны.

– Хорошо. Тогда завтра вас постригут и побреют, а я пойду, оповещу бывшего главврача.

Доктор вышел за дверь и поспешно удалился. А Дмитрий остался лежать в комнате, с письмом на столе. Он был ещё слишком слаб, чтобы взять его в руки, так что просто наслаждался каждой секундой своей жизни, стараясь не подавать вида, что он всё же очень расстроен тем фактом, что с первого своего пробуждения он буквально «проспал» почти 25 лет своей жизни.

Не прошло и минуты, как дверь снова распахнулась, однако в неё вошёл уже не доктор, недавно убежавший в свой кабинет, в котором были перо, чернила и бумага, а мужчина, в строгом и красивом костюме, с оторванной правой ногой, костылями в обеих руках и обгоревшим наполовину лицом. Да, это был Люцифер. Улыбнувшись, он отбросил костыли и без проблем на одной ноге добрался до стула, стоявшего рядом с кроватью Дмитрия.

– А ты сильно поменялся, дорогой друг, – проговорил мягким голосом дьявол, смотря Дмитрию прямо в глаза.

– Поверь, проведи ты 10 лет своей жизни в коме, ты бы тоже себя не узнал.

– Не забывай, что я это ты.

– Но я же старею, а ты…

– А я нет, – сказал Люцифер и громко засмеялся, – может мне облегчить твои страдания и прочесть всё же это письмо?

– Я был бы очень благодарен тебе.

Тогда Люцифер взял письмо со стола и принялся за его прочтение:

– Здравствуй, Дима, пишет тебе твой друг, Виктор. Мне писали о том, что ты жив, однако всё ещё находишься в коме. Но я очень надеюсь на то, что вскоре ты встанешь на ноги. У нас в России очень много всего изменилось. Мы теперь даже и не Россия, а Советский Союз. Ну точнее мы РСФРС, а входим в состав Советского Союза, но поскольку мы являемся по факту его создателями, то можно сказать что Советский Союз – продолжение российской и только российской истории. У нас теперь нет беспорядков на улице, нет братоубийств, а главное, теперь у нас есть равноправие и справедливость. Новые деньги, новые традиции и правила, всё это конечно очень тяжело сперва понять, но я верю, что страна идёт к светлому будущему. Да что там идёт, бежит! Дмитрий, я очень жду твоего возвращения, так что ты давай, выздоравливай поскорее. Твой друг, Виктор.

1928 год.

– Я должен написать ответ, – спокойно сказал Дмитрий после того, как Люцифер дочитал письмо, – я уже чувствую, как мне полегчало.

– Не стоит торопиться, друг мой, – проговорил Люцифер, почему-то немного нервничая, – у тебя ещё много времени.

– Я должен написать ответ, – уже сурово и твёрдо ответил сержант.

– И как ты это сделаешь? У тебя что есть чернила и перо?

– Я попрошу. У моего лечащего врача есть, я точно знаю.

– Ты знаешь адрес вашего друга?

– Да, знаю, конечно знаю! Он живёт там очень давно. Я знаю, что он не сильно богат, ему хватает только на обеспечение себя и семьи, так что он точно не съехал бы оттуда, тем более, что ждёт от меня ответа.

– Но послушай, ведь он может сейчас не ждёт ответа, может он, не знаю, на фронте…

– Страна сейчас ни с кем не воюет, всё мирно, я знаю, мне сказал доктор, – соврал Дмитрий, чтобы узнать, почему же Люцифер так не хочет, чтобы тот писал Виктору.

– Может он уже уехал, может он уже и не в Союзе, прошло ведь целых 2 года с того письма!

– Почему ты держишь меня глупыми догадками? Ты ведь дьявол, ты знаешь всю правду, так зачем пытаешься строить из себя и из меня дурака?!

– Потому что Виктор умер! Он умер не вчера, не позавчера, не даже два года назад! Он умер тогда, в Варшаве!

Дмитрия всего кинуло в дрожь. Его руки похолодели, а лицо побледнело так, что сам сержант был похож на мертвеца.