Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я стал приезжать в Иерусалим каждый месяц, я приобрел привычку рано вставать и в шесть утра приходить к Коллеку в его офис в старом муниципальном здании. Коллек был ранней пташкой, и я знал, что это будет спокойное время до прихода персонала. Первые несколько лет после 1967 года оказались бурными с точки зрения городского планирования Иерусалима. Еще до его объединения по распоряжению муниципалитета и национального правительства был подготовлен генплан города при помощи находившихся в США консультантов по транспорту. Предвидеть объединение никто не мог, но по существу план предусматривал систему скоростных автострад в традиционном стиле модернизации городов 1950–1960-х – именно так и были уничтожены центры Сиэтла, Бостона, Сан-Франциско и других мест. Именно о таком подходе презрительно отзывается Джейн Джекобс в своей классической книге «Смерть и жизнь больших американских городов».
Коллек понял, что проблема налицо. Ему пришла блестящая идея созвать Комитет Иерусалима – группу из ведущих архитекторов и градостроителей со всего мира – в качестве консультативного органа. Я вошел в состав этого комитета наряду с гораздо более именитыми персонами, такими как Бакминстер Фуллер и Луис Кан. Комитет помог Коллеку убедить отказаться от старого генплана и проводить более разумную политику. Jerusalem Post писала в то время: «При рассмотрении генплана иностранные критики применили не скальпель, а гильотину».
К счастью для Иерусалима, Тедди Коллек не стремился занять какую-то другую должность, кроме поста мэра. Однако он обладал достоинствами государственного деятеля, человека, который мог вести за собой по зову сердца, а не тем, кто стремится выиграть выборы. Мне приходилось работать со многими политиками, от мэров до премьер-министров – а однажды даже с шахиней, – и быстро становилось ясно, кто из них руководствуется убеждениями, а кто – оппортунистическими мотивами. Лишь первые производят преобразования.
* * *
Многие из моих первых проектов в Иерусалиме не принесли плодов, но со временем были реализованы другие: Колледж Еврейского союза, Еврейский квартал, Яд Вашем и Национальный кампус археологии Израиля. Амбициозный проект Мамиллы, с ее непростым местоположением и огромными масштабами, потребовал десятки лет непрерывной работы, прежде чем мечта наконец сбылась. Каждый шаг требовал применения политики и дипломатии на многих уровнях. Зачастую политика и дипломатия оказывались бесполезными. Оглядываясь назад, я понимаю, что Иерусалим стал для меня, как и для многих других на протяжении веков, великим учителем.
Уроки часто оказывались болезненными. Самый первый проект, который мне предложили – Habitat за пределами Иерусалима, – можно сказать, стал жертвой геополитики. Первоначально мы выбрали место на окраине Иерусалима, но в пределах «зеленой линии»[5]Израиля, то есть в границах до 1967 года, а не на территории, оккупированной после 1967-го. Но потом национальное правительство сделало приоритетом строительство ряда новых районов вперемешку с арабскими районами – то есть новых городов-спутников, которые построены в ныне расширенных границах города и официально аннексированы, – для того чтобы предотвратить любое будущее разделение города. Эти новые города олицетворяли политические заявления, и их архитектурная составляющая разрабатывалась в спешке. Мордехай Бентов, министр жилищного и гражданского строительства, к тому времени ушел в отставку. Я не пожелал участвовать в проектах в новых районах. История с Habitat в Иерусалиме закончилась.
Геополитика препятствовала и другому стремлению мечтателя – построить жилье для палестинцев. Мой интерес к этому проекту имел длинную историю. Как уже упоминалось, в начале 1960-х я часто по вечерам делал наброски для города с населением 150 000 человек, предназначенного исключительно для палестинцев, которые после 1948 года стали бездомными и теперь жили в соседнем регионе в качестве беженцев. Мой план предусматривал ряд пирамидальных сооружений, расположенных вдоль продольной оси города, и я представлял, что новый город можно было бы построить рядом с Гизой, в пригородах Каира, не принимая во внимание, что все арабские страны, включая Египет, сопротивлялись приему беженцев. Оглядываясь назад, я удивляюсь своей очевидной наивности.
После 1967 года палестинский вопрос снова стал занимать мои мысли. Ситуация с беженцами еще больше усугубилась. В 1970-м я решил, что сейчас подходящий момент, чтобы предпринять новые масштабные усилия для обеспечения жильем, по крайней мере, некоторых беженцев на землях, теперь контролируемых Израилем. Незадолго до этого я познакомился с лордом Виктором Ротшильдом, главой лондонской ветви семьи Ротшильдов. У него были дела в Монреале и, зная мои работы, он связался со мной. В то время он был координатором исследований в Royal Dutch Shell Group, а во время Второй мировой войны – офицером разведки. Глядя на этого человека с легким румянцем на щеках, в двубортном костюме из мягкой ткани в тонкую полоску, никто бы не догадался, что он лично обезвреживал бомбы и другие взрывоопасные предметы. Лорд Виктор и я, разделяя беспокойство о палестинских беженцах, решили дальше действовать вместе. Имя Ротшильда было легендой в Израиле и обладало весом. Казалось, в каждом израильском городе есть бульвар Ротшильда. С помощью военного командования на Западном берегу реки Иордан мы исследовали возможные места рядом с палестинскими городами Наблус и Рамалла. Идея состояла в том, чтобы построить ряд заводов, которые будут производить сборные модульные единицы. Палестинцев научат их возводить и задействуют в строительстве, а многонациональные компании, со своей стороны, получат стимул для развития промышленности в новых городах. Шимон Перес, который был в тот период израильским министром транспорта и нес особую ответственность за оккупированные территории, стал сторонником этого плана. Проект представили Леви Эшколю, премьер-министру Израиля.