class="p1">Бывшие промышленные рабочие, наемные рабочие и ткачи были настоящими евреями, хранителями белостокских традиций культуры и творчества. После успеха их экономических начинаний… [они] поняли, что должны посвятить себя творчеству и культурной работе… Поэтому они основали школу Перетца, где дети учатся в собственном здании и у них есть особый белостокский по духу молодежный клуб, который является центром всей культурной и общественной работы в белостокском сообществе Вилла Линч, сильном и гордом еврейском поселении в Аргентине… на нем лежит печать творческого начала белостокцев[431].

Хотя школа Перетца не была основана и не содержалась как эксклюзивное учреждение белостокской общины, члены «Бялыстокер фарбанд» приветствовали школу как истинно «белостокское» учреждение, противопоставляя ее Белостокскому центру в Нью-Йорке, который фокусируется на уходе за пожилыми людьми. Как члены «Бялыстокер Фарбанд» объясняли свои действия и сравнивали их с критикой в адрес американских коллег? Разве они не пошли по их стопам, так же поддерживая учреждение, которое приносило пользу всей еврейской общине, а не только белостокцам? Их ответ был связан с дилеммой обучения языку и культуре идиш и политической грамотностью рабочего класса[432]. Как и сотни других восточноевропейских евреев, ассоциированные с «Бундом» в Европе и расселившиеся по всему миру, эти белостокские евреи идентифицировали себя с организациями еврейского рабочего класса и считали своим долгом создавать и поддерживать учреждения, посвященные идишской культурной жизни, в своих новых домах[433]. Они понимали такой акцент на идишском образовании как продолжение усилий, предпринятых еврейскими рабочими в Белостоке: там, в империи, идиш для них был связан с осознанием необходимости свержения царя[434]. Таким образом, в их глазах существовало множество различий между домом престарелых и школой с преподаванием на идиш, культивировавшей в учениках уверенность в своих силах и глубокую признательность ценностям еврейского рабочего класса – это были истинные уроки, которые следует извлечь из опыта города Белостока.

События Второй мировой войны усилили приверженность «Бялыстокер Фарбанд» литературным и образовательным интересам идишской культуры, особенно после того как Гершель Овсеевич, прибывший в Буэнос-Айрес в 1941 году, подтвердил слухи о том, что большая часть еврейского Белостока была в том же году уничтожена. Помимо создания школ, «отражающих характер Белостока», «Бялыстокер Фарбанд» спонсировал издание журнала Bialystoker vegn («Пути Белостока»), прямой целью которого было «сохранение идишской культуры»[435]. Обложка этого шестидесятистраничного журнала выразительно передавала, как белостокские евреи в Аргентине понимали свои усилия: в верхнем левом углу было визуальное изображение группы фабрик, от которых тянулась длинная извилистая дорога. Затем эта дорога петляла мимо контура разрушенной синагоги Белостока и городской башни с часами и заканчивалась у названия «Бялыстокер Фарбанд», красующегося под изображением пера в чернильнице. Все это в целом показывало, как эмигранты в Аргентине видели свою цель: дорога из Белостока (или его наследие) сохранялась в трудах и культурных достижениях белостокских евреев в Аргентине. На титульном листе это сообщение повторялось в редакционной статье, в которой говорилось, что евреям Белостока выпала миссия «воспитывать идишскую культуру во всех их новых домах»[436]. Bialystoker vegn публиковал отчеты о событиях, поэзию и рассказы, написанные белостокскими евреями, рассеянными по всей Южной Америке, и призывал эмигрантов связать свою белостокскую идентичность с преданностью идишу.

К 1940-м годам эмигранты утверждали, что «Бялыстокер Фарбанд», Вилла Линч и школа Перетца являются свидетельствами «особого дара белостокских евреев, привезенного ими с собой из Белостока в Аргентину, – таланта создавать и прясть все прекрасное, что есть в еврейской жизни»[437]. Некоторые утверждали, что, по сути дела, развитие белостокской эмигрантской общины в Аргентине зеркально повторяло быстрое расширение самого Белостока: ко времени начала Второй мировой войны и Буэнос-Айрес, и Белосток превратились из небольших провинциальных городков начала XIX века в крупные промышленные центры. Принеся в Аргентину уникальное наследие Белостока, утверждал редактор Bialistoker vegn Исаак Мунакер, евреи смогли восстановить Белосток в Аргентине:

В сердце каждого белостокского еврея укоренилась знаменитая белостокская особая еврейская культура, наполненная импульсом к творчеству… плотная сеть школ, прекрасные благотворительные организации и образцовые профсоюзы. Именно неиссякаемая энергия белостокских евреев позволила им создать сложную текстильную промышленность [в Белостоке], и эта энергия укоренила в сердце каждого белостокского еврея желание распространить свой творческий предпринимательский дух на все четыре стороны света [о чем свидетельствует]… создание текстильной промышленности в районе Вилла Линч – «аргентинском Манчестере»[438].

Эмигранты из Белостока, поселившиеся в Аргентине, по мнению Мунакера, представляли собой наилучший пример характерного для этого восточноевропейского города «импульса к созиданию».

Несмотря на заявления Мунакера об уникальности, евреи Белостока, обосновавшиеся в Буэнос-Айресе, на самом деле действовали так же, как и тысячи других восточноевропейских евреев по всему миру, создавая организации для удовлетворения своих насущных потребностей и построения новой идентичности. Потребности, которые отличали их от белостокских евреев Нью-Йорка в конечном счете подтолкнули более крупную организацию подчеркнуть связь эмигрантов с историей рабочего класса Белостока. А постоянное сравнение своей общины с аналогичными группами в Соединенных Штатах, привело к тому, что белостокские евреи в Аргентине продолжали определять свою еврейскую идентичность через региональные концепты. Однако они не противопоставляли себя другим жителям своей новой страны: скорее, они воспринимали себя в сравнении и противопоставлении белостокским евреям, рассеянным по всему миру Так те, кто прибыл в Аргентину, создавали еще один новый менталитет еврейской диаспоры.

Палестина

Реализация мечты о восстановлении исторической родины заставила тысячи евреев покинуть Белосток в начале XX века и поселиться в Палестине. По крайней мере 20 000 евреев из Белостока были среди примерно 400 000 евреев, обосновавшихся в Палестине в период с 1881 по 1933 год. Первая группа прибыла туда в 1883 году и, как утверждают предания, помогла спасти от исчезновения Петах-Тивку, первое еврейское сельскохозяйственное поселение в Палестине. Остается неясным, сыграла ли эта группа решающую роль в привлечении внимания нескольких филантропов, предоставивших необходимые средства для содержания колонии, но их приезд, безусловно, поднял угасающий моральный дух поселения[439]. К началу XX века прибывало все больше подобных групп, отчасти вдохновленных учением главного раввина Белостока Самуила Могилевера, который выступал за поселение на земле Израиля как единственный ответ на еврейский вопрос в России[440].

Как и в Аргентине, экономические условия в Палестине сделали финансовый успех невозможным для еврейских иммигрантов, которые были квалифицированными городскими рабочими. Экономика Палестины в то время вращалась вокруг сельскохозяйственного производства, основанного на полуфеодальной системе землевладения. Для евреев из Белостока сельские поселения Палестины начала XX века с их засушливыми полями, примитивными жилищами и кишащими комарами болотами были не