— Ты хочешь, чтобы я заставил тебя? Это то, что тебе нужно? — пробормотал я, потерявшись в игре, которую мы затеяли. Ни один из нас не хотел отступать или проигрывать. Ни один из нас не был готов положить конец этой возможности перевести игру на новый, опасный уровень,

Она прикусила губу, колеблясь на краю тьмы. В этот момент мир перестал вращаться, дрейфуя в пространстве, вышедший из строя, неестественный и нестерпимый. Затем она кивнула, и я снова смог дышать. Мир пришел в движение, а я не удержался от победной ухмылки.

— В таком случае все довольно просто. В конце концов... пожарные машины не останавливаются на красный.

Прикрытый бутон уже был твердым и набухшим от возбуждения. Я провел по нему большим пальцем взад-вперед, найдя ритм, от которого у нее перехватило дыхание. Хватка на моем запястье ослабла; она поняла, что я не собираюсь останавливаться. Уинтер впились ногтями в мой рукав, не сопротивляясь, а удерживая меня прямо там, где она хотела.

— Здесь люди, — пробормотала она.

Ах, так вот о чем она беспокоилась. Уинтер думала, что я позволю другим увидеть, как она кончает.

— Никто не видит тебя, кроме меня. Никому не позволено видеть тебя такой, кроме меня, поняла? — я зарычал на нее, моя рука двигалась все быстрее, а ее киска издавала мягкий хлюпающий звук, пока она стремительно приближалась к разрядке.

Уинтер тяжело сглотнула, глядя на меня затуманенным взглядом, и кивнула. Она откинула голову назад, теперь ее бедра двигались под моей рукой сами по себе, в погоне за собственным удовольствием. Я схватил ее сзади за шею свободной рукой и потянул вперед, согнув пополам, моя рука погрузилась глубоко между ее ног.

— Когда кончишь, держи глаза открытыми и смотри на меня. Таковы правила, Ваше Величество, — выдавил я.

Ее влага стекала по моей руке, капая на ладонь. Ее мышцы напряглись, теперь она была так близко, что я мог это чувствовать.

— Таковы мои правила, и ты уже знаешь, что происходит, когда ты их нарушаешь… или, по крайней мере, твоя задница знает.

Она застонала, и я наклонился и поцеловал ее, чтобы поймать этот звук. Ее стоны принадлежали мне, и только мне. Мой язык скользнул в ее рот, как раз когда она кончила. Ее киска сжалась, тело затряслось, и она снова застонала мне в рот. Я впитывал ее дыхание и звуки ее удовольствия, проглатывая всё это. То, как она отдавала контроль, было чертовски возбуждающе. Ее доверие. Ее дрожь в моих руках.

Ее киска бешено пульсировала под моими пальцами. Какой бы опыт она ни получила дома со своим золотым вибратором, это явно не помогло, потому что Уинтер переполняло безудержное удовольствие, ее тело молило о разрядке.

Она поцеловала меня в ответ, резко и безжалостно. Затем прикусила мою губу, и я прикусил ее в ответ, продолжая трахать ее пальцами во время оргазма.

Когда она перестала дрожать и цепляться за меня так, словно от этого зависела ее жизнь, я вынул руку из ее мокрых трусиков и позволил эластичному материалу снова прижаться к ее чувствительной щели. Уинтер ахнула, закусив губу, ее глаза встретились с моими. Она выглядела взъерошенной, ее волосы разметались по плечам, губы были красными и искусанными, а лицо пылало.

Впервые она была действительно красива. В этот момент она была настоящей.

Я провел рукой по ее бедру, отстраняясь. Я не стал оглядываться, чтобы посмотреть, кто за нами наблюдает. Кроме ее спины, ничего не было видно, а мне не нужно было ставить какому-то ублюдку синяк под глазом сегодня вечером за то, что он осмелился шпионить за нами.

Вместо этого я поднес пальцы ко рту и втянул в себя аромат ее удовольствия.

От этой девушки были одни неприятности, и черт бы меня побрал, если я уже не увяз по уши.

13. Уинтер

— Что за черт? — пробормотала я, поворачиваясь к зеркалу, чтобы взглянуть на свое нижнее белье. Я переодевалась в ванной после утреннего душа и только что надела трусики. Ощущения были другими. Странными. Я стянула их обратно и посмотрела.

Ублюдок.

Вчера утром я уронила ключи возле общежития, или так я думала. Одна из девушек подобрала их и оставила внутри. Теперь я поняла, насколько была наивна.

Ашер был в моей комнате и копался в моих вещах. В промежности моих трусиков из французского кружева была вырезана дырка. Вот мудак. Мое тело все еще находилось в состоянии повышенной готовности после вчерашней игры, а теперь из-за него под моей киской гулял свежий воздух.

Я обернула вокруг себя полотенце и с нарастающей тревогой ворвалась обратно в комнату. Если он испортил эту пару трусиков, то что он сделал с остальными?

Быстрый взгляд в ящик подтвердил мое подозрение — он вырезал промежность на всех из них. Кипя от негодования, я проверила бюстгальтеры. В каждой чашке были отверстия для сосков. Я опустилась на кровать, лишившись дара речи. Я понятия не имела, что надеть или как быть дальше. Мой взгляд упал на остальную одежду, безмолвно висящую в шкафу.

Нет... он не стал бы.

Я наспех перебрала вешалки и почувствовала облегчение, когда не обнаружила огромных членов, нарисованных на рубашках, но затем мое внимание привлекли более мелкие и незаметные надписи, нанесенные черным маркером.

Могу я звать тебя папочкой?

Назови меня принцессой, и я сяду тебе на лицо.

Вставь член сюда.

Эту пизду нужно наполнить.

Короткие предложения, написанные аккуратным, художественным почерком, были на всей одежде — рубашках, шортах, юбках и всем, что между ними. Они находились не в самых очевидных местах, так что разглядеть их было непросто.

— Сукин сын! — закричала я, опускаясь на заваленный одеждой пол перед своим шкафом.

Этот псих побывал в моей комнате, поиздевался над моими вещами и испортил их все до такой степени, что я не могла их носить. На самом верху ящика с нижним бельем лежал сложенный лист бумаги. Карандашный набросок. Я медленно раскрыла его, чувствуя жар из-за ярости и чего-то еще, чему не могла дать названия. Это была я в слишком коротком платье Евы.

Техника Ашера становилась только лучше. Он был талантлив, хотя я не сомневалась, что этот навык останется лишь хобби, учитывая, насколько он был предан хоккею. И все же рисунок был прекрасен.

Я была прекрасна в его глазах.

Я разгладила бумагу. Я до сих пор хранила свой портрет, который он