Я вновь обернулся к девушке — чтобы увидеть, что я опять опоздал.

— Димеона!

Клинок, снова сорвавшись с места, уже летел к нимфе, стоявшей в прежней нелепой позе с разведёнными в стороны руками и запрокинутой головой. Я бросился к ней. Послышался неприятнейший хруст, и кинжал вошёл в плечо девушки.

***

Я пихнул кого-то плечом, кого-то грубо оттолкнул в сторону, перескочил через старуху, от избытка чувств опустившуюся на карачки, и оказался в центре площади как раз вовремя, чтобы в последнюю секунду подхватить оседающее на мостовую невесомое почти тельце Димеоны. Звякнул кинжал, отлетел, задетый чьей-то ногой, в сторону — я не стал оборачиваться, мне было не до того.

Вокруг царила паника: кто-то куда-то бежал, кто-то молился, кто-то истерично вопил, то и дело срываясь на кашель, кто-то спешил скрыться с глаз, а кто-то, напротив, стремился подобраться поближе, кипя от праведного негодования, со сжатыми кулаками. К моему превеликому облегчению, командир стражи уже шагал в мою сторону, знаками подзывая к себе ещё нескольких парней в медных шлемах. Я стоял, держа на руках дрожащую мелкой дрожью Димеону, по груди и плечам которой бежала горячая кровь, и улыбался своим спасителям, уверенный в том, что меня сейчас арестуют. «Богохульство, богохульство!» — раздался совсем уже рядом исполненный животного ужаса крик. Воображение уже рисовало мне сжимающиеся вокруг камней руки верующих. К счастью, в этот момент капитан Зувр ступил, наконец, на открытое пространство — прямой и собранный, сама серьёзность, рука замерла на рукояти меча — и я смог немного перевести дух.

— Что это значит? — приближаясь, спросил капитан. — Я вас спрашиваю: что всё это значит?!

Оглянувшись через плечо, я увидел, что ко мне подбегают ещё двое стражников.

— Она ранена, — сказал я, поднимая Димеону повыше — так, чтобы её голова оказалась закрыта от невидимой мне части толпы моими плечами. — Ей надо к доктору.

— Я вас спрашиваю: что здесь происходит?! — по-прежнему очень корректно, не выходя из диапазона, после которого внушительно поставленный голос теряет всю свою силу, начиная бить по ушам, переспросил Зувр.

— Это она! — раздался совсем рядом с нами сорванный голос. Обернувшись, я сначала увидел направленный на нас с девочкой гневный перст и только потом заметил за ним сгорбленную старушку. — Я всё видела, это она! Она говорила пренебрежительно, пугала знамениями, призывала демонов, а ещё, а ещё...

Я закрыл глаза и мысленно застонал — чёрт подери, сколько ещё бессмысленных небылиц родится прежде, чем я успею уйти с этой площади?.. На моё счастье, капитан Зувр, похоже, мыслил в том же направлении, что и я — нетерпеливым движением оборвав женщину на полуслове, он вновь обратился ко мне:

— Итак?..

— Я стоял вон там и видел не больше вашего, — огрызнулся я. — Димеона могла бы рассказать больше, но сейчас, — я выразительно кивнул на пятно тёмной крови, растекавшейся по зелёному платью, — сейчас ей нужен врач, причём самый лучший, или я за себя не ручаюсь.

Командор смерил меня оценивающим взглядом.

— Но-но, полегче, — сказал он. — Итак...

— Это она! — раздался очередной обвиняющий возглас, и мне даже не пришлось поворачивать голову, чтобы узнать давешнего святошу. — Это она вела еретические грешные разговоры, пугала народ, возводила хулу на богов, а ещё...

Вокруг собралась уже настоящая толпа, и стражники беспокойно оглядывались по сторонам. Командир Зувр нетерпеливо кивнул, приглашая меня идти за ним, и первым двинулся в сторону боковой улицы. Я пристроился следом, так что храмовнику, оказавшемуся вдруг в хвосте процессии, ничего не осталось, кроме как припустить следом, продолжая вещать на ходу:

— Ещё она взяла посох святого Ярмилы и, применив свою нечестивую, чёрную, языческую магию...

— Вон, — сказал я.

Жрец осёкся и, сбитый с толку, озадаченно посмотрел на меня.

— Вон, вон! — уже заметнее кивнул я.

Проследив за моим взглядом, старец просветлел лицом и бросился в сторону. Подняв с земли вожделенный магический артефакт, он принялся придирчиво его осматривать, недовольно бормоча себе под нос. Зувр шёл впереди, заставляя людей расступаться, и, казалось, о чём-то думал.

— Так что с доктором? — спросил я.

— Храм не потерпит еретички в своих стенах! — старуха, орудуя клюкой с завидным проворством, проталкивалась следом за нами. — Храм вам ещё покажет!..

— Вы отвергаете милосердие? — спросил я.

— К ней — да!

— О, нет, отчего же, — вернув себе посох, старик явно повеселел и теперь даже думал, похоже, вернуть себе утраченное достоинство. — Конечно, её преступления ужасны, однако, приняв во внимание одержимость и губительное влияние языческих ритуалов, в которые она была втянута в таком юном возрасте, Совет, возможно...

Я мельком глянул на Димеону — веки её были, как и прежде, опущены, а струйка крови наконец начинала слабеть — и поспешил отказаться:

— Благодарю, но я не уверен, что мы можем вам доверять.

Лицо проповедника вытянулось. Секунду он думал, как бы получше ответить на выпад, а потом сделал постную физиономию, повернулся к Зувру и вновь принялся бормотать бесцветным тоном:

— Так вот, я говорю: подрыв традиций и устоев, принятых в городе, а также авторитета Храма, покушение на порчу реликвий святого Ярмилы...

— Нам нужна лечебница из