сюда приехали, миссис Уэст? – спросил он. – Если вы проделали такой путь, чтобы упрекнуть меня во лжи, я потребую с вас возмещение стоимости билетов.

– Я приехала не за этим. Я здесь потому, что я – мы – считаем, что тысячам людей грозит опасность. Я убеждена, что будет второе Инферно. И что новых Факелов зомбирует Верховный Светоч – вероятно, тот же самый, что толкнул их предшественников на самоубийство десять лет назад. Если мы правы, это означает, что моего мужа приговорили несправедливо и преступник до сих пор на свободе. Я считаю, что мы можем использовать ваш сим, чтобы найти Верховного Светоча и, возможно, остановить Инферно. Вот, мистер Лейк, для чего я здесь.

– И все это основано… на чем конкретно? На ваших догадках?

– До того как мой отец убил мою мать и самого себя, – вмешалась Эли, – он сказал мне, что он – Факел. Он говорил о Верховном Светоче в настоящем времени. А еще назвал дату, которая в точности совпадает с запуском вашего сима.

Лейк прищурил глаза.

– Я читал полицейский рапорт. Там нет об этом ни слова.

– Отчеты подделали, – сказала Кэсси. – У меня на ТПД есть оригинал. И еще – ваш симулятор лжет.

– В жизни меня как только не называли, – ответил Лейк. – Но лжец – это серьезное обвинение.

– Я не говорю, что лжете вы, – сказала Кэсси. – Я имею в виду, что кто-то солгал вам.

– Продолжайте, – сказал Лейк.

– В тизере, который вы сняли, показан кабинет моего мужа в нашем доме на Оттер-Крик-драйв. Он выглядит в точности как был перед пожаром.

– Денег мы не пожалели, – подтвердил Лейк.

– Но кое-чего там не хватает. Датчика отпечатков пальцев. Харрис держал его на рабочем столе. По требованию работодателя. В тизере датчика нет. И я не вижу никаких причин для того, чтобы вы его удалили. А это означает, что датчик не упоминался в материалах, которые вы использовали для реконструкции.

– Морис, у тебя с собой телефон? – спросил Лейк. Уайетт кивнул. – Покажи-ка тизер.

Уайетт нажал на кнопку. Лейк стал смотреть через его плечо.

– Останови. Вот сейчас.

Уайетт остановил ролик на моменте, когда там крупным планом показывали рабочий стол Харриса. Как она и говорила, датчика не было.

– Я думаю, кто-то забрал его из нашего дома до приезда криминалистов. И этот кто-то не хотел, чтобы мир узнал, над чем работал мой муж – или на кого.

Лейк постучал пальцем по нижней губе.

– Ладно. Вы меня заинтриговали. Пойдемте-ка где-нибудь потолкуем пообстоятельнее.

Он пригласил их в большой круглый зал, с потолка которого свисала хрустальная люстра с красными и черными подвесками. Они расселись за массивным столом из черного мрамора – Лейк напротив Кэсси и Эли, – а Уайетт встал возле двери.

По стене за Лейком бежала временная шкала с датами от начала времен до нынешнего дня.

399 г. до н.  э. – казнь Сократа

15 марта 44 г. до н.  э. – убийство Юлия Цезаря

3 апреля 33 г. н.  э. – распятие Иисуса Христа

Лейк заметил, что она смотрит на даты, и сказал:

– Мы не знаем точного дня, когда Сократ выпил яд. Его обвинили в богохульстве и развращении юношества и приговорили к казни. Триста девяносто девятый год до нашей эры – это приблизительная дата. А Христос, судя по Новому Завету, был распят в период между семнадцатым апреля тридцатого года и третьим апреля тридцать третьего. К сожалению, тогда моей компании еще не существовало; в противном случае мы знали бы не только день, но также час, минуту, секунду, погоду, расположение звезд, цвет глаз Иисуса и вкус яда, принятого Сократом. В следующее десятилетие я планирую подарить людям возможность испытать распятие на себе.

– Вы создадите сим Иисуса? – изумилась Кэсси.

– Иисуса. Цезаря. Распутина. Все великие исторические преступления, уходящие в прошлое на века. Тысячелетия. Сейчас технологии приблизились к тому, чтобы соответствовать моим амбициям. Симы, основанные на недавних событиях, программировать было легко, потому что мы получали подробную информацию от их участников и очевидцев. С историческими преступлениями все сложнее. Нет фотографий, видео, сообщений в соцсетях. Но если я решил воссоздать древнюю Иудею, я хочу, чтобы люди буквально ощутили, как им в ладони забивают гвозди.

– А вам не кажется, что это как-то… чересчур? Разве это не богохульство?

– «Страсти Христовы» заработали в прокате шестьсот миллионов долларов – а это было почти пятьдесят лет назад. Это один из самых жестоких фильмов, которые когда-либо были сняты. Но люди ходили посмотреть его еще раз. И еще. И еще. Насилие – оно как бальзам. Чужие страдания утешают, потому что это происходит не с нами.

– Может, в этом секрет и вашего успеха? – заметила Кэсси.

– Наверное, вы не поверите, но к смерти я отношусь очень серьезно, – сказал Лейк. – Итак. Объясните, зачем вы на самом деле приехали.

– Перед смертью, – вмешалась Эли, – мой отец сказал мне, что приближается три-шесть-пять-два. Девятнадцатого исполняется ровно три тысячи шестьсот пятьдесят два дня с первого Инферно.

– Мы считаем, что отец Эли должен был стать Факелом во втором Инферно, – сказала Кэсси. – И, по нашему мнению, новое Инферно запланировано на полночь девятнадцатого. Это меньше чем через два дня.

– Одновременно с запуском нашего сима, – заметил Лейк, неуютно завозившись в своем кресле. Его явно не обрадовала перспектива запуска симулятора, на который были потрачены миллиарды долларов, одновременно с глобальной бойней.

– Что, если миссис Уэст права? – спросила Эли. – Вдруг ее муж не был организатором первого Инферно? Тогда его настоящий организатор еще жив!

– Миссис Уэст, мисс Миллер, – встрепенулся Лейк, – если вы опять про Харриса…

– Я знаю, все считают, что я либо дура, либо преступница, – сказала Кэсси. – Красная Вдова. Но если мы правы, десятки, а то и сотни тысяч человек уже подверглись зомбированию в Терре+. Возможно, их даже больше. И мой покойный муж не мог этого сделать. В таком случае вы запустите свой дорогущий новый сим одновременно с глобальным массовым суицидом, на фоне которого померкнет и Джонстаун.

Она посмотрела на Криспина Лейка, ожидая его ответа.

– А если вы ошибаетесь? – выдержав паузу, спросил он.

– Тогда мир продолжит жить как жил. Никто не пострадает. Мы ведь все этого и хотим, правда? Боже, да я мечтаю оказаться неправой. Но если есть хоть доля процента, что это не так, мы должны сделать все – вы должны сделать все, – чтобы не позволить этому случиться.

– Но почему вы не пошли со своими подозрениями в полицию или к прессе?

– Полиция не очень-то меня любит, как вы можете догадаться. А пресса меня окрестила Красной Вдовой. Для них я либо роковая женщина, участница преступления, либо дурочка, которая ничего не заметила. Я смотрела интервью с вами, когда еще работала в «ИКРЕ», и больше всего на свете хотела продать вам права на какую-нибудь историю. Вы сказали одну фразу, которая отпечаталась у