минуют его и рассредотачиваются. Не проходит и нескольких секунд, как деревенский отряд, устроивший в ямыне засаду, обезоружен и поставлен на колени. Это было слишком легко. Инакомыслие бесполезно. Август знает, что эти люди пылают ненавистью к дворцу, но тем не менее его расстраивает бессмысленность их планов. Он их не винит. Ведь они не знают, что он уже занят свержением нынешнего короля, но зачем было отнимать у него лишние несколько часов этой беспорядочной, тщетной попыткой?

Лэйда протягивает его сотовый телефон. Август возвращается в родное тело и берет его, освободив ей руки как раз вовремя, чтобы схватить мэра, едва тот приходит в себя. Оттащив мэра в сторону, прежде чем он успел удрать, она почти машинально устраивает ему допрос. Поднимается ветер. Ощущение настолько непривычное, что особенно сильный порыв, обрушившийся на Августа слева, вызывает чуть ли не жжение.

Он звонит во дворец.

– Скверно продуманный захват заложников, – докладывает он, дождавшись, когда король Каса ответит. – Мы вернемся не позднее чем через сутки.

Пауза. Она затягивается, и Август тоже молчит, гадая, что он сказал не так. Их дела плохи? Он ищет взглядом Галипэя. Пути к отступлению в провинции надо еще поискать. Открытые пространства не дают исчезнуть, только принять бой.

– Это ведь было в провинции Эйги? – наконец подает голос король Каса. – Как там Муго?

– С ним все в порядке. – Август бросает взгляд на члена Совета. Встревоженным Муго не выглядит. – И да, это в нашей ближайшей провинции.

Снова тишина. Августа бросает в пот.

– Насколько велика ее столица? Помнится, в этой деревне около тысячи жителей.

В деревушках, рассыпанных по каждой провинции, собирается сельское население, занятое в основном торговлей и ремеслами. Обычно столицы провинции по размеру не отличаются от других деревень, но наличие в них ямыня означает, что они служат базой провинциальным властям. В открытую арку входа Август видит внутренний двор ямыня, а за ним и задними воротами – ухабистые и грязные улочки и витрины мелких лавок. Местные жители, бездельничающие по другую сторону от ямыня, не обращают ни малейшего внимания на сцену, разворачивающуюся на подступах к деревне.

– Да, – отвечает Август, – пожалуй, соглашусь.

– Будь любезен, Август, переключи меня на громкую связь. Хочу лично обратиться к гвардии.

Август делает, как велено. Лэйда отошла в сторону, а было бы лучше, чтобы вернулась и могла повлиять на распоряжения короля Каса, какими бы они ни были. Но она все еще допрашивает поставленного на колени мэра, возвышаясь над ним, а гвардейцы обступили Августа, заслоняя от него Лэйду. Все десятеро рядом с ним: недостаточно для подразделения, но вполне хватит, чтобы представлять собой функционирующую силу дворца. И к завтрашнему дню, когда деревенские наконец задумаются о том, что привело королевских гвардейцев в Эйги, заставит перешептываться весь Талинь.

Голос короля Каса доносится из телефона сквозь потрескивание помех:

– Защитники, присягнувшие на верность Сань-Эру, не щадят тех, кто оказывает сопротивление. Одной стены уже недостаточно. Нам нужна усиленная защита.

Августу кажется, будто на дно его желудка медленно опускается камень.

– Сожгите столицу Эйги, – продолжает король Каса, и камень вдруг становится свинцовым и устремляется вниз. – Обратите ее в пепел. Если его жители сотрясают воздух, высказывая недовольство в виде угроз, мы просто лишим их возможности дышать.

Август отключает громкую связь и подносит телефон к уху, но гвардейцы уже слышали каждое слово. Они не смогут отказаться выполнять приказ или сделать вид, будто не знают о нем.

– Ваше величество, – громким шепотом говорит Август. – Это же один из крупных поставщиков риса в Сань-Эр. Такая потеря была бы…

– У нас еще много таких в Иньгу и Дакии. Можем поднять квоты в Кирее и приступить к принудительному изъятию в Паше. Мятежу нет оправданий.

Гвардейцы начинают расходиться. Они не ждут, когда Август посмотрит на них и кивнет. Он здесь главный лишь номинально, и они это знают. Членам Совета нет дела до его слов, что бы он ни говорил, армии повсюду в Талине и не подумают поддержать его, пока трон Каса не перейдет к нему. Никакая другая власть не может противостоять королевской, каким бы громким и блистательным ни был титул кронпринца.

– Эй! – возглас Лэйды врывается в мысли Августа. Он ощущает лицом жар первых языков пламени. Зажигают факелы. – Эй!

Лэйда останавливается перед ним. Крапинки синих блесток вокруг ее глаз сверкают и переливаются при дневном свете. Этот свет, яркий-яркий, не приглушенный дымом заводов и мерцанием вывесок борделей, почему-то усугубляет восприятие происходящего, отчего оно выглядит гораздо страшнее, свет выявляет каждую сторону его ближнего, каждый изъян и отличие, которые скрыли бы тени Сань-Эра.

– Что? – устало спрашивает Август.

– Что это? Почему?..

Едва она делает шаг вперед, Август останавливает ее, схватив за руку. Он бросает взгляд на телефон, убеждаясь, что тот выключен, и видит, что король Каса повесил трубку сразу же, как только договорил. И даже не удосужился остаться на связи, чтобы проверить, как выполняется его приказ.

– Распоряжение из дворца. – Голос Августа звучит глухо и бесстрастно. Как и требуется, ведь гвардейцы все еще слышат его. – Мы должны покарать восставших против правителя, а когда эта деревня будет разрушена до основания, мы построим на выжженной земле сторожевую базу для осуществления надзора за делами, имеющими отношение к стене.

Лэйда молчит. Не пытается высвободить руку, ничего не говорит, сохраняет непроницаемое выражение лица в расчете на гвардейцев, но ее глаза горят, отражая пламя, которое вскоре спалит деревню дотла. Не проходит и нескольких минут, как поднимается крик. Проваливаются крыши лавок, падают на землю уличные фонари. Шум пожара доносится из-за ямыня, вливается им в уши, вонзается в головы, пускает корни в самые глубокие расщелины памяти. Август и Лэйда смотрят прямо перед собой, не мешая гвардейцам исполнять свой долг.

– Спасибо тебе, – тихо произносит Август.

– За что? – отзывается Лэйда.

– За то, что не стала устраивать скандал. Это могло плохо кончиться.

Лэйда переводит взгляд на него. Темная синева ее глаз яркая и насыщенная, окаймленная пурпуром в отблесках пламени ада, который творится у них на виду. Даже там, где стоят они, жар едва можно вытерпеть.

– Мэр почти ничего не сказал, – говорит Лэйда. – Только что платить налоги им уже не по силам.

– Полагаю, причина достаточно веская.

– Так и есть. Причина, которая складывается из множества других. – Лэйда отворачивается. Как только она встает спиной к пламени, его жар вдруг кажется Августу невыносимым, словно раньше они несли эту ношу вдвоем, а теперь она обрушилась на него одного. – Но поскольку для дворца это ничего не значит, следовательно,