Я фыркаю и включаю чайник, всем видом показывая, что ни в какой лес не собираюсь. Однако шут наводит меня на некоторые мысли. Чтение предоставленных Князевым материалов я пока отложила, но музыку-то послушать можно?..

Из интернета, как известно, ничего не исчезает бесследно, и найти последний альбом «Белены» под названием «Я желаю…» удаётся довольно быстро. На обложке-миниатюре оранжевый человечек на тёмно-сером фоне в круговом орнаменте, напоминающем солнце. Строчки в плейлисте ни о чём не говорят: «Желание первое», «Желание второе», – так что я просто завариваю чай, выдаю Владу задание, надеваю наушники и запускаю проигрыватель.

Ну, музыка.

Ханги, бубны, много стучащего, шуршащего и звенящего, переборы гитары и переливы флейт. На рок в моём понимании композиция похожа мало и вызывает ассоциации с летним солнечным утром, в которое случайно забрела дождевая тучка: капли барабанят по листьям, крышам, стёклам, всё журчит и плещется, всё мокрое и блестящее, и солнечные зайчики носятся, и радуга над домами, и пахнет мокрой землёй, свежей зеленью и озоном. В какой-то момент ловлю себя на том, что улыбаюсь, притоптываю в такт и даже пытаюсь подпевать без слов, хотя вокала нет ни в этой композиции, ни в двух следующих.

Сквозь музыку пробивается то водопад в тропиках, то гроза на морском побережье, то вдруг современный город. Я слышу шум машин, чириканье светофоров, звон трамваев, голоса – то далёкие, сливающиеся в монотонный гул, то чёткие, звучащие будто совсем рядом. Кажется, что вот-вот удастся разобрать слова, но фразы дробятся, переплетаются, затихают, заставляя напрягать слух, возвращаются словно бы с другими смыслами, и я раздражаюсь, практически злюсь и очень хочу ворваться в этот воображаемый город, расслышать, понять, догнать скользящую по улицам тень. Мне кажется – нет, я уверена! – что меня зовут, что где-то там, впереди, нужна моя помощь, это важно, срочно, скорее, бежать! Сердце колотится где-то в горле, дыхания не хватает, по лицу хлещет дождь, смешиваясь со слезами, я бегу вдоль улицы, а сквозь асфальт и каменную кладку прорастает лес, раскрывается листьями папоротника и запахом ягод. Чавкает холодная грязь под ногами, между деревьями клубится туман, зло щерятся на поляне деревянные идолы – их рты измазаны тёмным, у подножия желтеют осколки костей. Древний сруб из тёмных брёвен слепо глядит провалами окон, тяжёлая дверь впивается в пальцы занозами, страшно, не хочу, не надо, звериные следы на грязных досках, крышка подпола откидывается в сторону, запах пыли и затхлости забивает горло, чёрный квадрат в полу всё ближе, и я точно знаю, что там, внизу, меня ждут – чтобы сожрать. Пытаюсь вырваться, дёргаюсь, словно сквозь вату слышу жалобное верещание Гошки, кричу…

Прихожу в себя.

Отмахиваюсь от ватки с нашатырём.

Дышу.

Чувствую, как Гошка цепляется передними лапками за моё плечо и тычется носом в шею.

Открываю глаза.

Обнаруживаю перед собой две встревоженные физиономии: слева шеф, справа Влад со стаканом в руках ловит мой взгляд и пытается улыбнуться:

– Водички?

Тут же ощущаю дикую сухость в горле, кашляю, киваю. Делаю несколько глотков – вода ледяная и почему-то отдаёт пылью, но, по крайней мере, теперь я снова могу говорить, хотя и хрипло.

– Что случилось?

Влад косится на шефа, приглаживает волосы растопыренной пятернёй.

– Ну… обморок? Наверное. Я сижу, страницы нумерую, и вдруг этот вон, – кивок на Гошку, – как заверещит! Я аж подскочил, а ты сидишь, глаза закрыты и на внешние раздражители не реагируешь, совсем ваще.

Я осторожно массирую шею: чувство такое, будто сорвала связки, хотя вслух, получается, и не орала.

– Ты себя как чувствуешь? – подозрительно спрашивает Георгий Иванович. – Не простудилась? Температура, может?

Неопределённо шевелю пальцами. Кроме горла слегка ноют виски, но в целом вроде бы всё нормально – до тех пор, пока попытка встать не вызывает приступ головокружения и слабости, да такой, что я складываюсь пополам и роняю голову на сложенные на столе руки.

А может, и температура. А может, и простудилась. Надо было вчера утром послать Князева подальше, пусть бы сам в своей речке ноги мочил…

Георгий Иванович щупает мой лоб и хмурится.

– Домой, – постановляет он. – Отлежишься день-два, никуда эта работа не денется.

Я вяло пытаюсь протестовать: турнир же вот-вот, а база, а лицензии! – но меня не слушают. Дорогое начальство лично достаёт из шкафа мой плащ, помогает одеться, под ручку ведёт к выходу, без разговоров утрамбовывает в машину и отвозит домой, да ещё и провожает до квартиры. Мне велят отдыхать, пить горячий чай с мёдом, полоскать горло ромашкой и следить за температурой, а если завтра лучше не станет – вызывать врача.

Чего-то горячего и сладкого хочется ужасно. Облепиховый чай в сочетании с вишнёвой шоколадкой и шерстяным пледом работает на ура, самочувствие почти сразу ползёт вверх. Дракон успокаивается и сворачивается клубком в ногах, а я тянусь за выданной Князевым папкой. Шаманы и ведьмы пока подождут, а вот что за дрянь такую я слушала, интересно?

Вопрос, почему я полезла сперва слушать, а потом читать, оставим на совести шила.

Быстро выясняется, что материалы на Беленкова занимают больше половины всей папки: в основном это краткие досье на жертв и более развёрнутые – на участников группы. Копаться в биографиях двухсот с лишним человек мне не хочется, проглядываю по диагонали – среди погибших много молодых девчонок.

Свидетельские показания об эффектах от музыки собраны в отдельное заключение. Большинство слушателей признаётся в положительных ощущениях, вплоть до эйфории, а то и оргазма. Видения тоже посещали многих: как резюмировали специалисты, пятьдесят три процента опрошенных видели исполнения собственных желаний, двадцать четыре ловили просто приятные образы, пять процентов особой реакции не заметили – мол, прикольная музыка. А вот у оставшихся восемнадцати мелодии вызывали тревожность, раздражительность, агрессию, панические и суицидальные настроения, нарушения сна, а видения если и были, то мрачного характера.

Ну хорошо, допустим, мне не повезло попасть в эти несчастные восемнадцать. А как объяснить головокружение?

Я быстро запутываюсь в отсылках на этнографические работы разных учёных, названиях народов и географических привязках, но улавливаю общую идею: Беленков для своих текстов использовал переводы заклинаний, под которые разные колдуны и шаманы совершали жертвоприношения. Фразы типа «возьми моё сердце, возьми мою душу» в песнях современных исполнителей вообще не редкость, но фоном шли оригинальные песнопения, а вот они уже создавали опасные колебания эфира. Сперва толпу на концерте разогревали ритмичными позитивными мелодиями, вызывали отклик дара, потихоньку вводили в транс, а потом…

Про «потом» конкретики мало, только предположения. Версия первая: чтобы собрать и сохранить энергию поклонников, Беленкову нужен был артефакт-накопитель. Однако ни в ангаре, где проходил последний концерт «Белены», ни на репетиционной базе, ни в квартирах участников группы ничего подобного найти не удалось, да и выжившие свидетели ничего по этому вопросу не пояснили.

Версия вторая: сам Михаил обладал даром такого типа, что мог без вреда для себя поглощать и перерабатывать большие объёмы энергии. Элементали, к слову, поддержали именно этот вариант, однако у экспертов он вызывает сомнения: один так прямо заявил в своём заключении, что Беленков должен был либо сгореть ещё до появления Саламандр, либо тут же на месте творить какое-то сложное колдовство. В представленных расчётах мне почти ничего не понятно, кроме вывода о том, что полученная