на коленях, словно в приемной директора школы, готовая к очередной головомойке. Тихое бормотание и перешептывание слышится до тех пор, пока Уокер наконец не объявляет:

– Ну, если бы мы хотели создать профиль твоему коту, это была бы золотая жила.

На этих словах Фредди неожиданно встает и вырывает мой телефон из рук Райли. Я гадаю, что именно так его разозлило, но тут он поворачивается ко мне и направляет камеру на мое лицо. Он снимает меня, делает много фотографий, направляя камеру то в одну, то в другую сторону, стараясь запечатлеть со всех углов мое ошеломленное лицо.

– Она отлично выглядит сейчас, почему бы не наделать новых фотографий? – резко заявляет Фредди, продолжая фотографировать.

– Так, судя по всему, от них уже не будет никакого толку, да, мистер папарацци? Если только ты не собираешься использовать их для письма с требованием выкупа!

Мо хватает Фредди за плечо, заметив, что на лице у меня обозначилось удивление, смешанное со страхом. Он мягко забирает у Фредди мой телефон и садится на упругую подушку на другом конце дивана. А я сглатываю неожиданную горечь во рту. Это было… странно. Я вдруг трезвею, и мне бы хотелось, чтобы Кантфорт опять прошел мимо меня, как умеющий читать мысли бармен, каковым он, безусловно, и является, и снова меня напоил. До меня вдруг доходит реальность ситуации, и, не будь Мо исключительно мускулистым фиджийцем, сложенным как полубог, я бы рискнула отобрать у него телефон.

На этот раз встает Чаплин, осторожно забирает мой телефон, а потом подходит и предлагает мне руку. Меня сразу успокаивает выражение сочувствия на его лице, и я принимаю его предложение, не задумываясь. Никто за нами не идет, когда он ведет меня обратно к бару. Чаплин достает c полки огромную бутыль чего-то крепкого и наливает в стакан, добавив каплю лаймового сока. Я принимаю напиток и выпиваю до дна; он оказывается на удивление приятным на вкус, и я благодарна Чаплину за заботу. Он наливает и себе тоже и тихо садится рядом со мной. Достав из кармана мой телефон, он включает его и кладет передо мной на стойку бара; на экране – одна из фотографий, сделанных Фредди.

Не знаю, что это – мои мутные глаза, залитые алкоголем, или еще что-то, но та, что он выбрал, в общем-то, не ужасная. На самом деле, положа руку на сердце, я могу сказать, что выгляжу на ней почти красиво. Глаза широко открыты, и мягкие огни офицерской подчеркивают разные оттенки зеленого в моих зрачках. Рот полуоткрыт в удивлении, и на лице выделяются губы – мягкого розового оттенка, который сочетается с пьяным румянцем на щеках. Фредди застал меня настолько врасплох, что я даже не успела, как обычно, сгорбиться. Чаплин молча улыбается и кивает. Я улыбаюсь ему в ответ, и внутри у меня разливается тепло. Это незнакомое мне чувство… но, кажется, я чувствую себя по-настоящему красивой.

Чаплин снова берет в руки телефон и жестами показывает мне, что снимает. Я понимаю, что он хочет сделать еще фото, и киваю, по-прежнему улыбаясь. Он показывает мне позу: сидя на стуле, кладет руку на барную стойку и подпирает ей голову, жестом призывая меня сделать то же самое. Я повинуюсь, и он быстро щелкает несколько раз. Он показывает еще несколько поз, которые я очень стараюсь повторить, и, когда я прыскаю от его попытки надуть губы, он делает еще одно естественное смеющееся фото.

Через несколько минут позирования меня обнимают за плечи два комплекта сильных рук – к нам неожиданно присоединяются Мо, Райли, Уокер и Фредди для групповой фотографии. Мо, дразнясь, ерошит мои волосы, лохматя меня. В отместку я дотягиваюсь и, зажав его голову рукой, тру костяшками пальцев его ежик. Ему ничего не мешает вырваться из моего шуточного захвата, но он признает свое поражение. Когда Уокер с Райли снова обращают на себя все внимание, устроив потасовку на полу, Фредди забирает телефон у Чаплина. Но прежде, чем вернуть его мне, он достает из кармана свой, элегантный, и вбивает туда то, что, как я понимаю, может быть только моим номером. Избегая моего взгляда, он завершает свою тайную операцию, подходит ко мне и незаметно кладет телефон в мой задний карман, а затем смотрит на сослуживцев, которые катаются по полу у наших ног.

– Теперь я смогу тебе позвонить, – тихо говорит мне на ухо Фредди. Он смотрит на меня, и никто из нас не отводит взгляда. Я изо всех сил пытаюсь сохранять спокойствие, несмотря на тот факт, что мое сердце так неистово колотится в груди, что могло бы установить рекорд по шкале Рихтера.

Быть может, алкоголь тому виной, но почему-то этот момент кажется мне таким естественным. Открывая фото, сделанное всего несколько секунд назад, я понимаю, что вписываюсь в эту сцену без усилий. Хоть раз в жизни я не выделяюсь из компании, как огромное рыжее нечто. Смеяться, как ненормальная, с ребятами, с которыми я познакомилась всего несколько часов назад, мне уже кажется нормой, и я чувствую себя с ними почти как дома. Все они разные, у каждого своя история, но никто здесь никого не осуждает. И меня они тоже не оценивают. Дразня меня, как свою, они приняли меня такой, какая я есть, и в кои-то веки я чувствую себя в своей тарелке.

Я отправляю фото маме. Оно заставит ее улыбнуться.

Глава 10

Это была ошибка. Большая ошибка.

Я со стоном переворачиваюсь в кровати. В голове пульсирует такая дикая боль, что я уверена: моя черепушка вот-вот взорвется и забрызгает стены ошметками мозгов. Ох, зачем, зачем я все это себе представила? Меня резко замутило от этой картинки, и перспектива забрызгать стены содержимым моего желудка в данный момент становится гораздо более вероятной.

Я прыжком выскакиваю из постели, но тошнота снова подкатывает к горлу, и мне приходится ухватиться за спинку кровати, чтобы восстановить равновесие. Перемещаться по комнате в сторону туалета – все равно что пытаться пробраться сквозь матрицу. Ковер выглядит неимоверно привлекательно: серый ворс с двумя недоеденными пакетами чипсов с сыром и луком, а также пустым пакетом от риса для микроволновки, накрытыми моим разбросанным бельем, кажется мне сейчас матрасом с эффектом памяти в пятизвездочном отеле. Я опускаюсь на четвереньки – примерно так же элегантно, как паук, вставший на ролики; меня штормит так сильно, что тело начинает бить крупная дрожь, и я зажимаю рот, стараясь унять тошноту.