не сильно кошерной ситуации, – это что-то из ряда вон, и потом все это обсуждают. Каждый мой шаг задокументирован и отправлен отцу – и другим бифитерам, которые также оберегают меня – до такой степени, что по крайней мере пятеро из них спросили, когда я ушла от Брэна, не хочу ли я, чтобы они его «проучили». Неудивительно, что мне уже двадцать шесть, а у меня был всего один парень. На самом деле ближе всего к романтическим отношениям я оказалась в прошлом году, когда случайно дотронулась до руки симпатичного мальчика на кассе в супермаркете в тот момент, когда он передавал мне мой шопер.

Время от времени Фредди оглядывается и ищет меня глазами – и с каждым разом обнаруживает все дальше и дальше. Он ничего не говорит и не ждет, чтобы я его догнала, просто кивает прохожим и идет к Белой башне.

Когда мы доходим до деревянных ступеней, я вспоминаю, что ключ-то у меня, и бегом его обгоняю. Добежав до двери наверху, я еле дышу. И хотя я изо всех сил пытаюсь скрыть тот факт, что нахожусь на грани астматического приступа, поднявшись всего на несколько ступеней, я не в силах удержаться от одного свистящего вдоха. Фредди мягко забирает у меня ключ свободной рукой, отпирает и распахивает дверь, пропуская меня первой в оружейную палату.

Выставленные напоказ доспехи позвякивают, когда мы вместе идем мимо по деревянному полу.

– Сколько ты уже здесь работаешь? – Фредди нарушает тишину этого темного помещения; его лицо лишь частично освещает свет из далекого окна, мягко отражающийся от шлемов. Он выглядит так же, как в моем сне.

– Слишком долго. Предполагалось, что это будет временная штука после универа. Отец был здесь, а я всегда хотела стать одним из смотрителей. Они ходячие исторические книги, они знают все о каждой детали в этих стенах и каждый день имеют возможность в это погружаться. Но я застряла в билетной кассе и только смотрю на все это великолепие снаружи.

– А перевестись ты не можешь?

– Я пыталась. Я получила ученую степень, месяцами сидела не поднимая головы. Отец даже приводил меня сюда и проверял. Я думаю, он таким образом пытался наладить со мной отношения, ну, ты знаешь, после того как мама… Но они меня даже на интервью не пригласили. Так что я держу все это здесь… – признаюсь я, постукивая себя по голове. – Отец иногда заговаривает об этом, старается время от времени приводить меня сюда, чтобы попрактиковаться на всякий случай, но момент упущен.

– Почему они не хотят? Пригласить тебя на интервью, я имею в виду. – Фредди остановился и с большим интересом смотрит на меня.

– Говорят, новое руководство не сильно жалует бифитеров, ну и, следовательно, их детей. Отец говорит, это потому, что мы слишком много знаем и поэтому вечно отклоняемся от заранее одобренных историй, которые они хотят впарить публике. Я имела наглость интересоваться историей в историческом месте. Я даже провела несколько мучительных месяцев, пытаясь целовать Кевина в задницу и быть, насколько возможно, приличной сотрудницей билетной кассы, чтобы он не держал на меня зла и, может, даже предложил бы повысить меня, но не сложилось. Ничего не получилось, так что я перестала пытаться, и сейчас шансов уже нет. Официальная причина у них такова: цилиндр, мол, не удержится у меня на волосах. Очень строгий дресс-код, очевидно.

– Ну давай тогда… побалуй меня. Это что? – Фредди указывает на подсвеченные монументальные доспехи за стеклянной витриной. Особенно в них выделяется гульфик. Длинный металлический стержень «стоит», он, честно, шириной с кулак и прямо орет: «я кое-что компенсирую». Доспехи были бы примерно ростом с Фредди, если их поставить на землю, но, поднятые на постамент, они нависают над нами обоими. Нагрудник, почти такой же ширины, как и высоты, слегка выгнут в расчете на округлое телосложение, а к рукам пристегнуты металлические перчатки, каждая размером с маленькую планету. Я думаю о том, что очень рада присутствию Фредди, иначе мое воображение нарисовало бы мне, как чудовищные доспехи вдруг оживают и безжалостный гигант начинает гоняться за мной по комнате.

– Это доспехи человека, который стремился компенсировать свой хилый сморчок таким огромным гульфиком, что им глаз можно выколоть.

– Это такие истории ты готовила для интервью? Если так, то я, кажется, понимаю, почему они не хотят, чтобы ты преподавала детям историю… – сообщает он, и в стекле витрины отражается его лицо с намеком на улыбку.

– Ладно, ладно. Это доспехи Генриха VIII, 1540 года. Стоили в то время баснословных денег, потому что он был такой бычара.

Я показываю на соседнюю витрину, где выставлена пара дополнительных перчаток и разные металлические части.

– Это реальные части, которые называются гарнитуром, их пристегивали к доспехам ради дополнительной защиты. Например, этот кусочек совмещает в себе сразу четыре функции. Потрясающая инженерия. Но гульфик, конечно, – чистое хвастовство. Не знаю, почему он хотел сделать… это, – я указываю в сторону части доспеха размером с печеную картофелину, – такой заметной мишенью для врага. От него ведь глаз не отвести, правда же?

Фредди хмыкает и согласно кивает.

– Впечатляет, конечно.

– Знаешь, когда викторианцы впервые выставили доспех напоказ, они разрешали женщинам, которые не могут родить, приходить и натирать гульфик; считалось, что это помогает. Хотя я бы на их месте все-таки не стала. У него был такой буйный сифилис, что я бы боялась подхватить его, просто дотронувшись до этой штуки.

Фредди корчит смешную рожицу, изображая отвращение.

– Да и сам он вряд ли был образцом фертильности, так ведь? А как насчет этого?

Фредди улыбается, глядя на маленькие доспехи. Они едва достигают трех футов в высоту, однако шлем, имеющий форму драконьей головы, украшен роскошным тиснением в виде чешуек, доходящих до самой макушки, а на плечах – соответствующие наплечники. На шлеме сидит приваренный металлический дракон, чья пасть раскрыта в душераздирающем крике – хотя издалека это выглядит скорее как острый ирокез.

– По поводу истории этих доспехов мнения расходятся. Некоторые утверждают, что это доспехи разных принцев, но существует версия, что они были сделаны для шута-карлика, Джеффри Хадсона, который принадлежал королеве Генриетте Марии Французской [25] в семнадцатом столетии. Он, между прочим, доблестно сражался во время гражданской войны, и его повысили в звании до капитана.

Фредди кажется полностью поглощенным историей и слушает очень внимательно, благоговейно разглядывая артефакты.

– Думаю, на поле боя я бы скорее испугался таких вот крошечных доспехов, несущихся на меня неизвестно откуда, нежели гигантских. Вряд ли Генрих был в них особенно быстрым.