Вот такая, Александр, история.

* * *

Прошло несколько лет. Александр продолжает снимать мезонин. У него по-прежнему трое уже теперь верных друзей: Доминик, Мари (Маша) и Хвост. Есть и любимая. Конечно, Жаклин. Но отношения не простые. Женя не может оставить мужа, болезнь которого тихонько, но прогрессирует. На выставках в Италии, Германии, Австрии, Бельгии, Франции картины мужа Жаклин получают только золотые медали. В США обязательно почти каждая галлерея держит несколько полотен.

* * *

– Эх, Жека, – говорит каждый раз на прощание муж, – скучно вы живете. Нет куража. Э-э-эх.

* * *

Александр закончил повесть «В поисках снега» словами забытого романса:

«Приходи на меня посмотреть.

Я живая, ты сделал мне больно.

Этих рук никогда не согреть,

Эти губы сказали – довольно».

26–30 сентября 2014

Антони

Часть IV

Ах, война, что ты сделала, подлая…»

Сад имени Баумана (1946–1947 годы)

Сентябрь 2014

Антони. Франция

Куда бы нас не бросила судьбина

И счастие куда б не повело,

Все те же мы: нам целый мир чужбина.

Отечество нам Царское Село.

/А. С. Пушкин/

Рассказ этот о «золотом треугольнике». И о первых послевоенных годах – 1946–1947 гг. И о нас, ребятах, что в «золотом треугольнике» проживали, вовсе даже не зная, каким богатством мы обладаем. Бегая по Старой Басманной, Новой Басманной, да по переулкам – Доброслободскому, Токмакову, Гороховскому. Залезая в пустующие и брошенные храмы. Все это и многое другое составляло старую Москву. Которая ещё до сего дня держится из последних сил. Молчаливо взывая к гражданам: я ещё жива, мои стены помнят Петра I, купца Хлудова, князя Голицина, Перовских, Рокотова, Мараеву, Демидова. В «золотом треугольнике» возникает то церковь Воскресенья Христова и Покрова Богородицы старообрядцев поморского согласия, то церковь Петра и Павла, то церковь великомученника Никиты. Да ещё многое и многия.

Но мы ничего такого не знали. Хотя при виде храмов в голубоватой дымке московского утра невольно затихали и хоть на несколько минут, но вели себя скромно.

А вообще, в эти первые послевоенные годы мы, пацаны, жили активно и кажется, даже счастливо. Нам так казалось, во всяком случае. Мы и не знали, что во времена «доисторического материализма» в нашем районе, в наших домах, в подъездах, в которых мы прятались, а в садах собирали остатки яблок – дичков, жили люди необыкновенные.

А. С. Пушкин часто бывал у дяди своего, Василия Львовича, в доме на Старой Басманной. Дом до сих пор стоит близ площади Разгуляй. Здесь же он и хоронил любимого дядю, пройдя скорбный путь от площади Разгуляй до церкви святого великомученника Никиты.

Подумать только, ежедневно мы бегали в школу и из школы по дорожкам, топтанным Вяземским, Погодиным, Языковым. Пушкиным! А Чаадаев, который жил на Новой Басманной и получил прозвище «Басманный философ». Гоголь, Белинский, Кольцов, Баратынский, Тургенев, Герцен – и многие другие – незримо проходили мимо нас, мальчишек, когда мы играли в пристенок, в расшибец или в футбол.

Нет, нет, что ни говори, а тени эти, я чувствую, так или иначе, но воздействовали на наш внутренний мир. Ибо ещё ничего не было разрушено, и в молочную лавку на Разгуляе, равно как и в аптеку, забегал Пушкин. Дядя гонял молодого повесу по хозяйственным нуждам.

А мы бегали по асфальтовым тротуарам, которые закрыли тропинки наших великих предков. Были мы и в какой-то мере похожими друг на друга. Ка из одной команды. Эта команда была – вся ребятня страны СССР. У нас были одинаковые брючки, ботинки и курточки (так называемые бобочки). А пиджаков у нас не было. И вот по какой причине. Война только недавно окончилась. Наши отцы в основном погибли. А мамы, оставшись одни, бились, чтобы прокормить, одеть и обуть сына. Да ещё была на иждивении, как правило, бабушка. Поэтому-то и перешивались оставшиеся и не выменянные в войну мужнины вещи.

* * *

К 1946 году, первом послевоенном, мы, ребята дворов проживания и голубятен, уже хорошо изучили окрестные переулки, улочки, подворотни. И неожиданно для себя открыли «Сад им. Баумана». Который знали давно, с малолетства, когда няни или бабушки ходили с нами гулять. Да когда это было, ещё до войны.

А теперь мы подросли и сад предстал перед нами в совершенно ином свете.

* * *

Сад был князя Голицына. Оставшиеся строения князя, что выходят на Старую Басманную, сейчас отреставрированы и призывают зайти внутрь. Ибо у кого-то хватило нахальства чужой дом превратить в ресторан. Название его – «Голицынъ». Вот так вот.

Сад, вернее, парк, был большой и соединял две улицы – Старую и Новую Басманные.

Князь в конце XVIII века подарил Москве часть своей усадьбы. А революция этот подарок «активизировала», отняв и присоединив парковые сады господ Чулковых – Ростопчиных и Левашовых. Вот и стал сад сначала имени 1 мая, а потом Баумана. В общем, сад им. Баумана.

К 1946 году мы, ватага «реальных пацанов», сад облюбовали и извлекали из посещений массу полезного.

Но вначале немного о парке – саде. В нем находились, как и полагается, культурно-развивающие заведения: кинотеатр (летний), шахматный пятачок, рядом с ним – биллиардная. В конце сада – эстрадная ракушка. В ней выступали куплетисты. Пели певцы. Редко – читали лекции о международном положении. Старички в первых рядах записывали, но райкомовских лекторов это не волновало: текст был им дан райкомом и ни одного лишнего слова лектор себе не позволял.

Кстати, вход в сад в описываемый мной период был платный. Но нас это ничуть не смущало. Ибо существовал забор, вернее, его подобие. Через дыры в заборе мы и проникали. Администрация вскоре поняла глупость этой затеи и билеты отменила.

Так вот, в начале, недалеко от входа, находился шахматный пятачок. Рядом с ним – павильон биллиардистов. Ещё несколько метров и посетитель подходит к фонтану – бассейну. Он никогда не работал, и воды вовсе не было, но был интересен – нам по крайнем мере – скульптурной композицией. Девушка – пловец наклонилась и готова прыгнуть в бассейн, только дайте воды. А рядом стоит подруга с веслом и смотрит вдаль.

Нас эта композиция увлекала. Мы изучали строение гипсовых девушек в купальных костюмах. С соответствующими комментариями.

Идем дальше. Бюст Николая Баумана практически в центре парка. А чуть левее на горке – грот. Сделан он в духе пятигорских скал. К 1946 году