В голове у Джулии стремительно проносились обрывки мыслей.За считанные мгновения она успела подумать и о том, что Зак побоялся звонить ейдомой, зная, что телефон наверняка прослушивается; и о том, что, не застав еена работе один раз, он может больше не повторить попытку, и о том, что онадолжна следить за собой и ни в коем случае ничем не выдать своего огорчения ираздражения перед этой ленивой, любопытной, вечно сующей нос не в свои деластарой девой. Правда, сдержать кипящую в ней злость до конца она все же несмогла.

— Если мистер Стенхоуп сказал, что дело настолько срочное, —ледяным тоном поинтересовалась она, — то почему же тогда вы не позвали меня ктелефону?

— Насколько мне известно, учителям запрещено беседовать потелефону в рабочее время. Это личное распоряжение мистера Дункана. И он оченьстрого следит за его соблюдением.

— Беседовать на личные темы, — изо всех сил стараясьсохранять спокойствие, поправила ее Джулия, до боли вонзая остро отточенныеногти в мякоть ладоней. — Но, как я поняла, этот звонок совсем нельзя былоотнести к разряду личных. Он говорил еще что-нибудь?

— Нет.

В шесть сорок пять Джулия в полном одиночестве сидела вучительской, не отрывая глаз от молчащего телефона. А если она рассчитала неправильно? Если Зак поверит этой ханже-секретарше и перезвонит ей домой? Вдруг,не застав ее, он решит, что она передумала и больше не собираетсяприсоединиться к нему? Сквозь стеклянные стены учительской смутно виднелисьтемные, мрачные стены школьного коридора. Казалось, что в здании, кроме нее,нет ни души, и Джулия чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда в приоткрытуюдверь просунулась взъерошенная голова школьного сторожа.

— Вы сегодня поздно, мисс Мэтисон, — осклабившись в щербатойулыбке, заметил Генри Рухарт.

— Да, — ответила Джулия, поспешно хватая первую попавшуюсяручку и блокнот. — Мне нужно закончить одну… одну очень срочную работу. Иногдаздесь работается лучше, чем дома.

— Вряд ли вы много наработаете, если будете сидеть, неотводя глаз от телефона, — не унимался сторож, явно не собираясь уходить. — Ядаже подумал, что вы, может, ждете какого-то звонка.

— Нет, что вы. Генри…

Молчавший до сих пор телефон вдруг разразился ей в лицорезким, насмешливым звоном. Джулия нажала загоревшуюся кнопку с такой яростью,что лишь чудом не сломала ее.

— Алло? — резко выдохнула она, хватая трубку.

— Привет, сестренка, — послышался знакомый голос Карла. — Яуже несколько раз безуспешно пытался дозвониться тебе домой и решил на всякийслучай звякнуть сюда. Ты уже обедала?

Нервно пригладив волосы, Джулия судорожно пыталасьсообразить, сможет ли Зак дозвониться, если линия будет занята местнымразговором. Кажется, переключение происходит автоматически, но лучше нерисковать.

— Никак не могу закончить срочную работу, — торопливозаговорила она, с беспокойством наблюдая за тем, как Генри, вместо того чтобыпродолжать уборку коридора, начал вытряхивать мусорные корзины в учительской.

— У тебя все в порядке? — продолжал настаивать Карл. — Янесколько минут назад случайно встретил Кэтрин, и она сказала, что ты вот ужепочти неделю по вечерам никуда не выходишь и никого не хочешь видеть у себя.

— У меня все прекрасно! Удивительно! Замечательно! Ястараюсь следовать твоему совету и полностью отдаюсь работе.

— Что-то не припомню, чтобы советовал тебе что-нибудьподобное.

— Ну значит, я перепутала тебя с кем-то другим. Мнепочему-то казалось, что это был ты. А теперь извини. У меня еще много работы.Спасибо за звонок. Целую.

Повесив трубку, Джулия почувствовала, как ею постепенноовладевает отчаяние. Генри не спешил и явно намеревался составить ей компанию.

— Послушайте, — наконец не выдержала она, — может быть, вызайметесь уборкой учительской немного попозже? Я совершенно не могусосредоточиться, когда вы грохочете здесь своими ведрами.

— О, простите, мисс Мэтисон, — смутился Генри. Джулия и самачувствовала несправедливость собственного упрека. В действительности от уборкибыло не больше шума, чем от ветра за окном. — Тогда я сначала закончу подметатьв коридоре, а потом загляну сюда. Ладно?

— Ладно, Генри. Простите меня. Я просто… я просто немногоустала, — добавила она, попытавшись загладить невольную грубость самойослепительной из своих улыбок. Глядя вслед удаляющемуся сторожу, Джулия в сотыйраз напомнила себе, что она должна вести себя как можно естественнее и неделать ничего такого, что могло бы возбудить ненужные подозрения.

Ровно в семь часов телефон зазвонил снова, и она моментальносхватила трубку.

Голос Зака в телефонной трубке оказался слишком низким. Икаким-то очень далеким, и… немного чужим.

— Ты одна, Джулия?

— Да.

— Существуют ли на свете какие-то слова, которые могли быубедить тебя отказаться от твоей безумной затеи?

Это было не совсем то, что Джулия ожидала услышать, но онатвердо решила на этот раз не дать ему обмануть или запутать себя.

— Да, существуют, — мягко ответила она. — Ты можешь сказатьмне, что все, написанное в письме, ложь.

— Хорошо, — снова послышался далекий, холодный голос. — Этовсе ложь.

Призвав на помощь всю свою выдержку, она до боли сжалатрубку в руке и закрыла глаза.

— А теперь скажи мне, что ты не любишь меня, любимый.

На этот раз в далеком голосе звучали искренняя боль имольба;

— Пожалуйста, Джулия, не заставляй меня говорить это. Яочень тебя прошу.

— Я тебя люблю, Зак. Ты даже не представляешь, как я тебялюблю.

— Не нужно, Джулия. Не говори так… Теперь Джулия точнознала, что обязательно добьется своего, и наконец смогла немного расслабиться.

— Я не могу не говорить этого, любимый. Так же как не могуне любить тебя. Теперь для меня остался лишь один возможный путь, и ты о немзнаешь, — нежно сказала она.

— Джулия, умоляю тебя, ради всего святого…

— Прибереги свои мольбы на потом, любимый, — насмешливопрошептала Джулия. — Тебе они еще пригодятся после того, как я к тебе приеду.Ты еще будешь умолять меня научиться получше готовить, умолять дать тебе дляразнообразия хоть немного поспать, умолять, чтобы я наконец перестала рожатьтебе детей…

— Джулия, прошу тебя, не надо… Не надо. Не делай этого.