class="p1">— Ему еще нужно что-то объяснять! — возмутился Удильщик.

— Сам должон понимать, чай, не слепой, — поддержала его Сова. — Таблички-то у нас всюду развешаны…

Здесь необходимо, прервав Сову, дать небольшое разъяснение. Когда коапповцы водрузили у входа на свою поляну уникальную, единственную в своем роде вывеску, на которой ни словом не упоминалось о КОАППе, зато красовался пламенный призыв «Люби меня, как я тебя!», они сочли излишними установленные повсеместно на поляне, в лесу и в озере таблички, запрещающие на коапповской территории кусать и съедать друг друга. Однако вскоре Мартышка сообразила, что многие посетители вполне могут воспринять призыв любить ближнего совсем не в том смысле, какой вкладывали в него коапповцы — ведь понятие «любовь» исключительно многопланово и необъятно, оно допускает множество толкований…

Чтобы наглядно показать Кашалоту, насколько обоснованы ее опасения, Мартышка задала ему провокационный вопрос: любит ли он кальмаров.

— Обожаю! — был ответ.

После чего председатель сам имел мужество признать, что поторопился с распоряжением убрать таблички — в них запрет на съедение ближнего выражен прямо и недвусмысленно. Таблички вернулись на прежние места…

Теперь можно вернуться к прерванной реплике Совы:

— Растолковала ты ему, стало быть, причину, — обратилась она к Стрекозе, — а он что?

— Выслушал, кивнул и говорит: «Ну, тогда принесите филе трески». Всё понял, называется! — Стрекоза даже содрогнулась, вспоминая свой разговор с Белым Медведем. Она картинно воздела крылья к небу и пропищала со всей страстью, на какую была способна:

— Милый Кашалот, умоляю — пусть заказ у Белого Медведя примет кто-нибудь другой! У меня нервы не выдерживают — видите, уже появился нервный тик…

И действительно, голова у нее начала как-то странно дергаться. В этот момент Белый Медведь оторвался от созерцания меню, которое он продолжал изучать с пристрастием, и ласково позвал:

— Официанточка! Стрекозка! Упорхнула куда-то… Заказ-то приняла, или как?

Стрекоза в ужасе спряталась за председательско-директорский пень…

Кашалот, сопровождаемый коапповцами, решительно направился к любителю тюленьей вырезки и трескового филе, а подойдя к его столику, оповестил:

— Заказ у вас приму лично я, Кашалот, — председатель КОАППа и по совместительству директор кафе.

Белый Медведь даже привстал. На физиономии его появилось блаженное выражение…

— Ух ты! Ну прям… Рассказать кому — не поверят: сам Кашалот принесет мне филе трески!

Голос директора кафе был доброжелателен, но в то же время тверд и исполнен достоинства:

— Вынужден вас разочаровать, Белый Медведь. Видите вон ту табличку? Прочтите, пожалуйста, вслух, что на ней написано.

Белый Медведь охотно прочел этот текст зычным голосом. Весь его вид говорил о том, что выполнить просьбу самого Кашалота ему доставляет огромное удовольствие:

— «На территории КОАППа и его окрестностей кусать и съедать друг друга категорически запрещается!»

Свое отношение к прочитанному он выразил замечанием:

— Всё правильно. Должно же быть на свете хоть одно такое место?

— Но увы, — попытался вразумить его Гепард, — в этом благословенном месте о филе и прочих лакомых кусочках придется забыть…

— Понятно, — сказал Белый Медведь. — Значит, филе у вас тоже нет. Ладно, я не в обиде — первый день работы, трудности начального периода… Сочувствую. Ну, на нет и суда нет — принесите тогда всю рыбину целиком, я сам ее разделаю.

Кашалот застонал, как от зубной боли, но тут же взял себя в ласты и стал считать про себя: он где-то слышал, что счет помогает обрести душевное равновесие.

— Что ты будешь с им делать, а? — запричитала Сова, ни к кому не обращаясь. — Знай, свое талдычит — хошь кол ему на голове теши.

— О, хорошо, что вы напомнили, Сова, — спохватился Белый Медведь. — Голову рыбью, ну и всё прочее, что от моего обеда останется, пусть не выбрасывают — я всё это потом Песцу отдам, он меня у входа дожидается…

И действительно — издали, от входа на поляну, донесся лай Песца.

— Да не забыл я, не бойся! — крикнул Белый Медведь в ту сторону и, повернувшись к коапповцам, пояснил: — Как о нём забудешь? Верный спутник. В путешествиях по Арктике меня сопровождает, одиночество мое скрашивает. У них, у песцов, это в обычае — белых медведей повсюду сопровождать — бывает, до Северного полюса вместе с нами доходят! Во турпоход, а? — бездна удовольствия плюс бесплатное довольствие…

— Под которым, очевидно, подразумеваются остатки с вашего, так сказать, стола? — ввернул Гепард.

— А что — остатки сладки. Ничего зазорного для песцов тут нет, наоборот — почетно! Без них и таких, как они, вся Арктика оказалась бы заваленной объедками. Правда, то, что оставляют после себя в наших краях люди, даже таким непривередливым едокам, как песцы, не по зубам и не по желудкам… Да что песцы — такую дрянь, как пластиковые пакеты, например, даже микробы не едят — отворачиваются… — и он запел, аккомпанируя себе на гитаре:

Плывут среди льдов пароходы

Курсом норд-ост и зюйд-вест,

На льду оставляя такие отходы,

Каких и голодный не ест,

И в море бросая такие отходы,

Какие никто там не съест…

Вот чему, по-вашему, людям следует прежде всего у Природы поучиться? Я считаю, — тому, как делать все отходы съедобными! Неважно, для кого — для песцов, птенцов, рыб тунцов, жуков плавунцов, для рачков, червячков, паучков — главное, чтоб на любые отходы нашлись желающие и съели их без остатка. Об этом и песня есть, называется «Отходная»… да вы ее наверняка знаете… — и он снова запел под гитару:

У Природы нет плохих отходов,

Всякие отходы благодать!

Их зверью в любое время года

Надо благодарно принимать…

— Ну, что ж вы — подпевайте! Да, а чего вы стоите? — Белый Медведь сделал радушный приглашающий жест. — Подсаживайтесь! Споем, потравим о том, о сем, а там, глядишь, и рыбку принесут, — вместе и перекусим…

У Кашалота начался нервный тик — стала подергиваться нижняя челюсть.

— У… у… уйдемте отсюда поскорее, — с трудом, запинаясь, проговорил он вполголоса,