Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настю и Родю мы со Светкой нашли сидящими обнявшись на каком-то дворцовом крыльце. Девочка зачесала волосы так, чтобы не бросалось в глаза отсутствующее ухо, мальчик своих свежих увечий – шрама на лбу и обгоревших пальцев на правой руке – не прятал. Мы подошли к ним. При нашем приближении молодой барон дернулся встать, но княжна его удержала:
– Сиди!
Затем подняла глаза на нас и пояснила:
– Целитель сказал: ему нужен отдых!
Я все думал, как сообщить ей об уходе Ди-Сы – и, значит, о том, что надежды вернуть хотя бы суррогат магии у нее больше нет – но Настя продолжила сама:
– Вот, молодой князь, видите: теперь у нас с Родей для внешних техник одна рука на двоих… Но скоро снова будут две! Нам хватит. Зато в пределе вместе у нас – целых девятьсот мерлинов!
– Настя по мане – уверенная Боярыня, а я – Окольничий, – зачем-то уточнил молодой барон. – Правда, силой пока всего лишь Стряпчий… – с виноватой полуулыбкой добавил он. – Но после сегодняшнего – уже почти Стольник!
– Весьма недурно для твоих лет, – заметила Каратова.
– Вот и я о том же! – с пылом заявила Любомирская. – У нас еще все впереди!.. А вы, молодой князь – как теперь без Ди-Сы? – спросила она затем у меня – получается, знала о фамильяре? – Он заглянул ко мне попрощаться, – пояснила девочка в ответ на, должно быть, проскочившее у меня на лице удивление. – Да и все кругом только и говорят, что о Раздоре…
А, ну да…
– Ну, это не первый покинувший меня дух, – развел руками я.
– Сочувствую, – проговорила княжна.
– Спасибо.
К слову, несколькими ступеньками выше юной пары на том же крыльце, безучастно глядя куда-то сквозь стену дворца, стояла Пири. Клейма на лбу у девицы не было – астральные узы между ней и Воронцовой, как видно, тоже порвались: Раздор есть Раздор. Так что, получается, предчувствие Милану не подвело: ее невольница обрела свободу. Но, увы, не личность…
Ну и прежде, чем перейти к тому, умолчать о чем нельзя, но тяжело не то что рассказывать, а даже думать – два слова еще на одну тему. Времени на пребывание в кремле китайцам оказалось в итоге отпущено не так уж много, но они успели проникнуть в темницу и освободить содержавшихся там узников – князя Репнина, графа Киселева и барона Поспелова. Должно быть, рассчитывали на их лояльность – и в двух из трех случаев не ошиблись. Граф и барон охотно принесли присягу Императору Поднебесной. А вот опальному князю нужно отдать должное: освобожденный врагом от оков, на предложение китайцев он ответил файерболом и, сойдя под ответным огнем в Пустоту, прихватил с собой не менее полудюжины незадачливых искусителей.
Понятно, что после прихода Рыжего Центавруса присяга Киселева и Поспелова развеялась – но не без следа: в аурах отпечаток их предательства сохранился. Вскрылось это сразу же, как только граф и барон попались на глаза кому-то из выживших офицеров – кстати, прибывшему в Москву в составе отряда из Старой Ладоги. А тот – якобы случайно – обмолвился о своем открытии в присутствии беженцев – из числа тех, кто утратил силу, но помогал крепости держаться, под огнем китайцев делясь с защитниками маной. Многие тут были ранены, почти каждый потерял во время штурма кого-то из близких… В общем, толпа Киселева и Поспелова банально растерзала. Без недоступной ей магии – так сказать, вручную. Как мне позже рассказывали, сопротивляться граф и барон не пытались…
Болтливого офицера, насколько я знаю, никак не наказали.
Ну и, что уж там, последнее: почему у нас стало так плохо с целителями. Китайцы сожгли лазарет. Причем, даже не из какой-то там нарочитой восточной жестокости: туда за каким-то духом отступил со стены отряд во главе с графом Кутайсовым. Враги попросту последовали за ним по пятам – и уничтожили вместе с большей частью раненых и медицинского персонала.
Среди прочих, в лазарете погибли Кир и Цой.
Кутайсов, кстати, выжил – хотя и лишился обеих ног и левой руки и, кажется, слегка поехал крышей. Поговаривали, впрочем, что не в себе граф был еще на стене – иначе как ему могло прийти в голову прятаться за спины целителей?
* * *
Для похорон тела погибших при штурме снесли на правый берег Москвы-реки – туда, откуда в минувший полдень китайцы начали свою атаку. Проводить церемонию выпало мне, Светке, Юльке и Машке – тут требовалась магия.
Выжившие беженцы собрались на стене – издали даже казалось, что их не столь уж и мало, вот только в основной своей массе это были впавшие в немощь. Петрова-Боширова наверх подняли на носилках и усадили в специально для него подготовленное кресло. А рядом с Александром Руслановичем сейчас стоял специально прибывший в Первопрестольную Всеволод Романов. Формальной причиной визита Светлейшего князя объявили желание почтить память павших выходцев из Старой Ладоги, но у меня из головы почему-то не шла ассоциация с предвыборной кампанией. Впрочем, возможно, это просто была обычная романовская манера – помнится, в мирные дни его пламенные выступления перед публикой навевали на меня похожие мысли.
Сегодня, правда, держать перед народом речь Светлейший князь не сподобился – должно быть, сообразил, что это будет неуместным. Ограничился раздаваемыми направо и налево рукопожатиями, похвалой героям, словами утешения вдовам и вдовцам да похлопыванием по плечу сиротам. Встречали его при этом весьма тепло, временами даже восторженно – последнего я, признаться, не понимал вовсе. Можно было подумать, что это именно Романов спас от китайцев Москву! Тоётоми со Змаевич и самураями, сделавшим для убежища гораздо больше, не досталось теперь и двенадцатой части выпавшего Светлейшему князю признания! Напротив, на их кимоно, непривычные прически и восточные лица мужчин еще и косились недобро!
Ясухару и Инна, кстати, сейчас тоже стояли на стене. Я, честно говоря, предполагал, что они захотят поскорее вернуться в Страну Восходящего Солнца, но вышло иначе. Выяснилось, что портал в Москву был для наших японских гостей своего рода билетом в один конец: из-за покрова тайны, защищавшего Осаку, попасть домой они смогут теперь не раньше, чем подлунный мир вернется к нормальной