В гараже первым делом развернула старый автомобильный полог и безжалостно отхватила от него здоровенный кусок. Кое-как свернув, затолкала в багажник. Моток крепкой веревки, фонарик, брезентовая куртка, резиновые сапоги, тяжелый нож в ножнах и упаковка бинтов отправились следом. Узелок старого белья и небольшую канистру с бензином тоже сочла не лишними. Переоделась во все старое, но удобное для физической работы в полевых условиях. В самом деле, не на уик-энд с компанией аристократов собираюсь. Испорченную одежду не жаль будет выбросить на месте.

С легким сомнением оглядывая себя со всех сторон — не по душе, признаться, затрапезность во внешнем виде, — утешалась мыслью, что среди бомжей все равно выглядела бы королевой.

Взвесив на руке и посомневавшись — надоел он мне за день, — затолкала все же пистолет на привычное уже место — во внутренний карман куртки.

Протирая стекла машины, обратила внимание на то, что никуда не спешу, не испытываю подталкивающего ощущения беспокойного внутреннего зуда, называемого нетерпением. Хороший признак. Он означает, что интуитивно чувствую достаточность имеющегося времени. Информация, исходящая из интуиции, не искаженная домыслами, редко бывает ложной.

Подошел сосед по гаражу, поздоровался. Всмотрелся и осведомился, улыбаясь:

— Не на природу ли собрались, Татьяна Александровна?

— Ага! — отвечаю, влезая в машину. — За грибами!

У въезда на дорогу, выжидая перебоя в равноплотном, плавно движущемся автопотоке, пропустила мимо и проводила глазами красную битую «Хонду». Насторожилась было, но быстро себя успокоила — мало ли «Хонд» на свете, да и в другую сторону мне.

Если это Лобан меня преследует, то он или глуп, или самонадеян до предела, хотя второе обычно сочетается с первым и ему сопутствует.

Мои бойцовские навыки, дополненные пистолетом за пазухой, по моему мнению, шансов на успех ему не оставляли. Но не до него мне сейчас.

Вспомнив его лицо в окне машины, я от души пожелала ему не пытаться чересчур мне досаждать. В другое время он может рассчитывать на более-менее вежливое мое с ним обращение. Столкнись же я с ним сейчас — буду его просто и решительно устранять. Чем проще — тем быстрей. Чем быстрей — тем лучше. Разговоры вести я времени не имела. А если опоздаю со спасением Дмитрия, то на них у меня не будет настроения.

Проварив все это в голове, я выбросила из нее на ветер образ этого ублюдка и позволила себе езду с превышением скорости, надеясь на отсутствие по моему маршруту милицейских радаров.

Тем временем город укрылся настоящими сумерками. Зажглись окна, фонари и фары. Прохожие серыми, однотонными тенями сновали по тротуарам. Близилась ночь. Она настигла меня за городом, когда, как следует подбросив газку, я мчалась на закусившей удила машине до территории районной ТЭЦ. Пятикилометровый отрезок пути дал мне время, вполне достаточное для осмысления и оценки трудов, положенных сутки назад двумя бомжами по пешей принудительной транспортировке частью битого, частью пьяного Дмитрия к месту предполагаемой казни.

Мазутохранилище, размещенное поодаль ТЭЦ, прямо посреди белой пустыни, было огорожено от нее переплетением колючей проволоки, натянутой между долгими рядами высоких бетонных столбов. Освещалось оно из рук вон плохо, фонарями по верхам гигантских цилиндрических емкостей.

На территорию мазутохранилища я попала через открытые настежь и вросшие створками в сугробы ворота. Оставив машину возле пустых и идеально обесснеженных железнодорожных путей, отправилась искать приметы, сообщенные мне в подробностях полупьяным, полуголым Геннадием. Он и мелочи припомнил, этот судия суровый с вихорками за розовыми лопушками ушей. Следуя его указаниям, двигаясь в полутьме, я быстро и точно вышла к чудовищных размеров горловине подземной емкости для мазута и только здесь и как можно короче позволила себе воспользоваться фонариком для выяснения способа привода в действие лебедки, поднимающей стальную крышку. Привлечение внимания охраны, если таковая имеется в этом месте, не входило в мои планы. Все оказалось просто. Ворот на защелке, несколько шестеренчатых валов — редуктор и система тросов.

Убрав фонарь в карман и дав глазе вновь привыкнуть к ночному снежному полумраку, я, поплевав на ладони принялась за дело.

Оно оказалось не из легких. Moих сил едва хватило на один полный оборот ворота. Металлический треск защелки разносился на всю округу, и этого сделалось холодно спине. Отдыхая, потолкала ногой натянувшие тросы — они стали жесткими от напряжения, а крышка, казалось, и с места не двинулась. Второй оборот ворота достался мне еще тяжелее, но старания были вознаграждены заметной щелью под приподнявшейся крышкой. Утешаясь мыслью, что самое тяжелое уже позади, я повторила упражнение, и повторила его еще и еще раз, до тех пор пока крышка не заняла наклонное положение, вполне позволяющее заглянуть внутрь емкости. Опустившись колени в притоптанный мною снег, приготовилась это сделать, стараясь дышать глубоко, морщась от тошнотворного, теплого смрада, исходящего из чрева. Опершись о край, подала было вперед, но тут в механизме, удерживающем сейчас крышку, что-то звонко щелкнуло, и она, дернувшись, слегка осела, заставив, как мне показалось, качнуться все вокруг. Я отпрянула.

Темнота способствует возникновению кошмарных Видений, особенно у людей впечатлительных и нервных. Я себя если и отношу к таковым, то с большими оговорками, но сейчас мне живо представилось, как прихлопнутая тяжеленной крышкой, разрубленная по груди кромкой горловины, я орошаю снег под коленями кровяным потоком и одновременно падаю головой вниз на дно емкости.

Очень четко осознала, что я себе дороже любого Дмитрия.

Поднялась и, дождавшись восстановления твердости в коленях, вновь принялась за ворот и боролась с ним до седьмого пота, пока крышка, запрокинувшись, не ткнулась в поддерживающие ее стойки. Вытерев брезентовым жестким рукавом мокрый лоб, уже без опаски, с колен заглянула внутрь.

— Эй! — воскликнула негромко.

Отзвук, донесшийся из недр, мне не понравился. Луч фонарика уперся в недалекую маслянистую поверхность темного зеркала. Жесткий снежный ком вбился в нее с тяжелым, мертвым звуком, да так и остался на неподвижной поверхности, лениво повернувшись набок и почернев наполовину. Емкость была полна мазута. Дедово правосудие свершилось.

"Емкость уже пропарили и отопление в ней включили, девонька, — рассказывал мне Гена, расплываясь в бахвальной улыбке. — Об этом нам с «афганцем» человек объяснил на колее рельсовой. То ли сторож, то ли железнодорожник, черт его разберет, прости господи, в темноте-то. Но, говорит, все равно там грязно и сыро. Мазут все-таки. Тепло, правда. Полезайте, говорит, если нужда прижала, но смотрите, завтра в нее мазут могут закачать. Если не уберетесь заранее, хана верная!

Мы Димке руки назад связали, башмаки сняли, чтобы ногами не грохал, носки в пасть забили и спустили вниз. И сейчас он там, куда ему деться! Только вот живой или законсервированный — не ведаю!"