Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чекист успокоился.
– Прости, привычка такая – всех подозревать.
– Сам такой, – усмехнулся я, почуяв в Жарове родственную душу. – Где искать этого Каурова, знаете?
– Знали б, давно повязали, – горестно бросил собеседник. – Он тут много бед натворил… И ещё, – чекист помрачнел, – ты у нас человек новый, тебе сказать можно: кто-то прикрывает в городе эту сволочь!
– Бандиты? – уточнил я. – Алмаз или Конокрад?
– Если бы… Кто-то из своих. Может, у нас, в ГПУ, а может, в милиции, – со злостью произнёс Архип. – Иначе б давно Каурова повязали, а так всё ещё коптит воздух на свободе… сволочь!
Поделившись со мной информацией, чекист ушёл.
Я остался один и приступил к рутине: предстояло разгрести воистину Авгиевы конюшни, накопившиеся после гибели предыдущего начальника.
Сто лет пройдёт, и ничего толком не изменится. Бумаги, бумаги, бумаги… Словно и не перемещался из двадцать первого века в двадцатый.
Как всё до тошноты привычно! Как была макулатура в умопомрачительных объёмах, так и останется. И попробуй что-то пропусти – потом либо сам пожалеешь, либо начальство башку отвинтит с особым зверством.
За чтением бумаг и изучением документов день пролетел быстро. Сам не заметил, как на улице стало темно.
За всё время только три раза вышел из кабинета: один, чтобы прогуляться до столовой, и два на естественные, так сказать, нужды.
Хорошо хоть подчинённые не дёргали по пустякам, потому и успел много. Правда, и осталось до… короче, «вам по пояс», как говорил незабвенный старшина Федот Евграфович Васков.
Я с тоской обозрел кипу папок на столе, до которой просто физически не успел дотянуться. Да… бюрократическая рутина – она такая, засасывает, как болото. Ещё немного, и пойду на дно.
Нет уж, всему есть предел, в том числе и моим силам. Пожалуй, пора домой, баиньки.
Заперев документы в сейф, вышел на улицу.
Выжатый как лимон, я со скоростью улитки доплёлся до дома. В голове вертелась дурацкая фраза из какого-то мультика, который любила когда-то смотреть Дашка: «Лягу на диванчик, лягу на диванчик…» За неимением диванчика вполне подходила и железная кровать с набалдашниками в виде шариков, что стояла в моей комнате. Упасть на неё и забыться – это была вершина моих желаний на данный момент.
Вошёл в подъезд, поднялся в почти абсолютной темноте по ступеням, с трудом нашёл замок входной двери (искал практически на ощупь), провернул ключ нужное количество раз, попал в квартиру, осторожно, чтобы не разбудить наверняка спавшую гражданку Шакутину, прокрался к комнате.
Замком для неё я ещё не обзавёлся и потому без всяких дурных предчувствий перешагнул порог.
И лишь когда оказался внутри, стало ясно – в комнате есть кто-то ещё. Внутри похолодело. Рука машинально потянулась к револьверу. – Спокойно, гражданин начальник, – прозвучал из темноты мужской голос. – Пожалуйста, не трогайте оружие. Ваши глаза ещё не привыкли, а я уже освоился, поэтому выстрелю первым.
Стараясь совладать с собой, я спросил:
– Хорошо, не буду. Кто вы такой и что вам нужно?
Глава 19
– Простите, не представился. Шакутин Лев Семёнович, в прошлом штабс-капитан, ныне эмигрант. В России нахожусь на нелегальном положении, хотя официально власти меня не ищут, – произнёс ночной визитёр.
– Шакутин, значит… – протянул я. – А моей соседке кем приходитесь?
– Мужем.
– Простите, Лев Семёнович, но она вроде как вдова, – заметил я.
– Лидия тоже так думала несколько лет, – с горечью произнёс незваный гость. – Как видите, слухи о моей смерти оказались несколько преувеличены.
– Как по Марк Твену, – хмыкнул я.
– Приятно иметь дело с начитанным большевиком.
– А я вот пока не определился насчёт вас и вашего визита. Даже не знаю: радоваться мне или печалиться. Разрешите, я включу свет?
– Прошу вас – не надо. Не хочу, чтобы нас увидели вместе.
– Вы кого-то боитесь?
– За себя я давно перестал бояться, а вот за Лиду – нет.
– Тогда я присяду.
– Разумеется, ведь вы хозяин, – с иронией отозвался Шакутин. – У меня всего лишь одна просьба: пожалуйста, обойдитесь без ваших милицейских штучек. Не тянитесь за револьвером, пожалуйста. Я всё равно буду быстрее. А чтобы узнать, какой из меня стрелок, вы можете слегка напрячь память и вспомнить вчерашнее.
Меня осенило.
– Постойте… так это вы вчера выступили в роли моего телохранителя?
– Пришлось. Кстати, оцените иронию: ведь это мне поручили вас убрать, однако вчера у меня ни с того, ни с сего появились конкуренты, – усмехнулся Шакутин. – Было забавно наблюдать, как вы петляли от них, словно заяц. Получил ни с чем не сравнимое удовольствие.
Я чуть не поперхнулся слюной. Уел меня, беляк, ничего не скажешь. Согласен, что выглядел в тот момент далеко не блестяще.
– Жить захочешь – не так раскорячишься, – нашёл я спасение в мудрой фразе из моего прошлого. – Итак, вы получили задание убить меня, но, почему-то вместо того, чтобы его выполнить – поступили с точностью наоборот. Интересно, почему?
– Всё просто, Георгий Олегович. Надоело прятаться. Я уже два месяца как приехал из Франции. Разыскал жену и убедился, что мы по-прежнему любим друг друга. Любовь Лиды многое значит для меня.
– Забрали бы её с собой во Францию, – заметил я.
– Во Францию… Дорогой мой, Георгий Олегович, поверьте – на чужбине для нас нет ничего хорошего. Таких, как я, используют для грязных делишек, а потом выкидывают за ненадобностью. Даже если бы мне удалось переправить Лиду с собой, далеко не факт, что ей бы там понравилось. Помыкавшись без жилья и работы, я быстро в этом убедился.
– Здесь тоже далеко не сахар.
– Георгий Олегович, что-то я не понимаю, кто из нас большевик?! Мне казалось, это вы должны агитировать меня за советскую власть… Да, я прекрасно вижу, что Россия далеко уже не та, какой была прежде. Здесь царит разруха и нищета, но мне почему-то кажется, что в скором времени всё переменится. Я ощущаю, что здесь плещется целый океан энергии чего-то нового, созидательного. И я уверен, что скоро к власти придёт новая формация большевиков, которые будут не ломать, а строить.
– Вы очень патетичны, Лев Семёнович, однако в умении предчувствовать вам не откажешь. Да, Россию ждут огромные перемены. Да, нас ждёт масштабный и трудный рывок. Но такой переход потребует много сил и жертв. И жертвой может стать любой из нас, – вздохнул я.
Ну не мог же я рассказывать ему о коллективизации и индустриализации, о том, как постепенно у руля страны встанут жёсткие прагматики-имперцы, как сами будут работать на износ и заставлять других сталинские наркомы, и