Я замерла так, словно на темной улице в тени огромного тополя меня могли рассмотреть. Подумалось, что даже природа на моей стороне: выпавший ранее снег растаял, помогая спрятать темный автомобиль на темной, покрытой грязью дороге. Машина остановилась чуть поодаль дома, также в тени. А через секунду из нее кто-то вышел. Разглядеть кто это, было просто невозможно, единственное, что я поняла, что открывалась дверь со стороны пассажира, а не водителя. Я внимательно наблюдала за силуэтом, направившимся к дому, где произошла трагедия. В какой-то момент силуэт попал в небольшой прямоугольник света, и я с каким-то вселенским отчаянием поняла, что это женщина. Миниатюрная и светловолосая. С Максом точно не спутать.

Девушка вошла в дом, и какое-то время ее не было видно. Я сидела и боролась с желанием выйти и высказать ему все, об убийствах, в которых я считаю виноватым его, об этой девушке, о своих чувствах… Но помимо злости, во мне еще был и страх. Что он сделает, если я скажу ему все это? Или чего он больше никогда не сделает?

Девушка вышла минут через двадцать, подбежала к машине, запрыгнула в нее. Я не моргала, боясь пропустить хотя бы что-то. Свет в их машине зажегся неожиданно, и я дернулась, глупо пугаясь того, что этого света хватит чтобы разглядеть меня в папином внедорожнике. Девушка попросила включить его, чтобы поправить макияж. Я видела, как она красит губы, заглядывая в зеркальце вверху, как смеется, когда Макс целует ее в шею, шутливо отбивается от него.

Слезы вскипели в моих глазах. Я была в ужасе от всего происходящего, и просто молила бога, чтобы все это происходило не со мной, а с кем-то другим. Почему все так? Чем я провинилась перед высшими силами? Буквально физическая боль разлилась в груди.

Вдруг Макс завел машину, сразу врубил дальний свет. Страх ударил в виски. Если он сейчас подъедет еще хотя бы немного, он точно разглядит номер. И что тогда? Я тоже буду убегать по лесу? Или он мне такой форы не даст?

Я поспешно повернула ключ зажигания и рванула с места на максимальной возможной для меня скорости. Пронеслась мимо на всех парах и свернула в ближайший переулок. Остановить меня смог только рассвет, и к тому моменту я была уверена, что мне просто необходимо узнать, зачем Макс возвращался на место преступления. И помочь в этом мне могла только та самая девушка.

Мы с Игорем останавливаемся напротив нужного ряда. В начале действительно вкопана строгая табличка с буквами «АД». Удивительно, никогда не обращала на такие внимание.

– Как символично, – усмехается Гордеев. – Странно, что это не смущает убитых горем родителей.

– Мне не нравится, что ты говоришь об этом, – холодно замечаю я. – Это не тема для твоих язвительных замечаний.

– Рад, что ты оценила, – фыркает он.

– Игорь, хватит!

– Ну должен же я хоть как-то разрядить обстановку? – возмущается сыщик.

– У тебя не получается, – непреклонно отвечаю я.

– Знаешь, я вот что думаю, твой возлюбленный-то не только не дюжей фантазией наделен, но и финансами не обделен, – вещает Игорь, следуя за мной. – О, слышала, как сказал? Прям стихи! Наделен – обделен!

– А не ты случайно сталкер-стихоплет? – подначиваю я его. – В целом, все сходится.

– Да что ты? – притворно удивляется Гордеев. – Вот так и все?

– Ну а почему нет? – пожимаю плечами я, и вдруг замечаю, что сбилась со счета могил. – Ты считаешь?

– Считаю, – бурчит сыщик.

– Хорошо, – хвалю я его и возвращаюсь к теме разговора. – Многие преследователи и другие преступники, скажем так, с психическими особенностями, старательно помогают следствию или жертве.

– Любят наблюдать процесс изнутри, да, – Игорь притормаживает и вглядывается в мрачные могилы. – Вот поэтому твой маньяк и вернулся.

– Давай не будем об этом, – прошу я, потому что любое упоминание Макса вводит меня в неадекватное состояние.

– Ага, – Гордеев уже не слушает меня. – Лер, кажется, здесь.

– Как ты понял? Мне кажется, что место было дальше.

– Нет, точно тут, – Игорь лезет в карман, извлекает оттуда телефон и протягивает мне. – Посвети-ка.

Я включаю фонарик, направляю его на могилу. Плиты, которые уложены вокруг памятника остались теми же, как и вазоны, расставленные по четырем углам низкой оградки. А вот памятник точно другой. На нем выбиты улетающие в небо три журавля. Под ними фотография красивой женщины и никакого имени и дат. Ее лицо кажется мне смутно знакомым, как будто когда-то я ее уже видела. Хотя я не могу утверждать, потому что изображение на памятнике все-таки не то же самое, что фото или, тем более, живой человек.

– Игорь, – зову я, но Гордеев не откликается. – Игорь!

Оборачиваюсь, свечу ему на грудь, чтобы не ослепить. Но даже при таком освещении я вижу его лицо. Он… Напуган? Шокирован? Расстроен? Не понимаю и доли эмоций, отраженных в черных зрачках. Его рот приоткрыт, глаза распахнуты, кадык нервно дергается. Я бы сказала, что сейчас он даже больше не в себе, чем тогда, когда увидел Даню в петле.

– Игорь?

– Да…

– Ты в порядке?

– Да…

Я понимаю, что он отвечает мне абсолютно автоматически и, скорее всего, даже не понимает, что именно я у него спрашиваю.

– Игорь, – я прячу телефон в карман, подхожу к нему ближе и обхватываю его лицо обеими руками. – Посмотри на меня.

Он не сразу делает то, что я прошу. Мне приходится приложить усилия, чтобы обратить его затуманенный взгляд на себя.

– Ты ее знал? – спрашиваю я, когда наши взгляды встречаются.

– Она… Она очень похожа на мою мать.

– На Эллу Валентиновну? – я непроизвольно оборачиваюсь, но тут же снова вглядываюсь в темноту его глаз. – Да, действительно что-то есть. Тебя напугало изображение родного человека на памятнике?

– Я не знаю, Лер, – выдыхает Игорь и вдруг придвигается ближе ко мне.

Сердце отчего-то пропускает удар, когда его ладонь проскальзывает на мою талию. Он склоняется надо мной, но вместо того, чтобы дать ему отпор, я словно перестаю дышать. Наверное, дело в том, что подсознательно я понимаю: в этих действиях ничего сексуального.

Его лоб касается моего и все. Больше ничего не происходит. Мои руки так же лежат на его щеках, его ладонь так же греет мою талию, а он стоит с зажмуренными глазами, уткнувшись в меня лбом, и пытается прогнать своих демонов. Поддавшись какому-то неведомому теплому чувству провожу большими пальцами по его скулам, будто бы пытаюсь стереть морщины вместе с тревогами. Он совсем немного подается вперед, и я ощущаю прикосновение его носа к моему. Мы оба застываем, понимая, что сейчас что-то идет неправильно, но оба не пытаемся отодвинуться.

– Спасибо, – шепчет он, и я киваю, прерывая прикосновение.