— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.

— Сдается мне, ты темнишь и что-то утаиваешь.

— Что, например?

— Пока не знаю. Но узнать не проблема. Я задумалась ине сразу сообразила, что грызу ноготь. Мишка пялился на меня во все глаза, икак-то чувствовалось, что теперь не отстанет. Я вовремя вспомнила, чточистосердечное признание облегчает душу, и сказала со вздохом:

— Видишь ли, в первый вечер, когда я здесь появилась…

— Ты познакомилась с этим хмырем…

— Я не знала, что он женат. К тому же я ужаснонервничала и…

— Ясно, — хмыкнул Мишка. — К концу вечера выоказались в одной постели.

— И вовсе нет, — взвизгнула я.

— Чего уж нет, — вздохнул Мишка и отбросил всторону салфетку с таким видом, точно прощался с жизнью. — Почему это бабвечно тянет на всяких придурков?

— Ты будешь сам говорить или дашь рассказать мне?

— А ничего рассказывать не надо. Ты сидела в баре…

— Я пошла взглянуть на игру…

— Ага, а он подошел, легонько толкнул тебя под локоть,фишки рассыпались.

— Откуда ты знаешь? — испугалась я.

— О господи, да я раз сто так с бабами знакомился. Выпринесете мне удачу и прочая чушь в том же духе, потом идем отмечать выигрышили проигрыш, а дальше дело техники.

Самое противное, что Мишка был прав, а у меня тогда нехватило ума понять, что все это не более, чем притворство.

— У нас ничего не было, — заявила я, чуть неплача.

— Да неужто? — скривился Мишка.

— В конце концов, это не твое дело, — рявкнула я имысленно пожелала ему провалиться ко всем чертям.

Неожиданно возле нашего столика появилась рыжая Зинка,чмокнула меня в щеку, а я вспомнила, что мы теперь подруги, схватила ее за рукуи начала уговаривать посидеть с нами.

— Нет, — покачала она головой. — Перерывскоро кончится. Я платье купила на бретельках и шаль, можно носить как чалму, аможно на плечах. Хочешь взглянуть?

— Конечно, — обрадовалась я, и мы направились в еегрим-уборную.

Комната была маленькой, разделенной пополам шаткойперегородкой, задвижка на двери отсутствовала, но Зинку это ничуть не смущало,она стянула с себя платье и теперь расхаживала в одних колготках.

— С Шальновым помирились? — хитро поинтересоваласьона.

— Помирились, — со вздохом ответила я.

— Не боишься, что он, в конце концов, голову тебеоторвет?

— Не думаю, что дойдет до этого.

— Конечно, Мишка мужик неплохой, но уж очень крут подгорячую руку… Слушай, а как теперь твой старикашка, неужели кинешь? Тыговорила: денежный мешок.

— Какой старикашка? — заволновалась я,почувствовав, как сердце в груди екнуло и странно заныло, точно в предвериистрашной тайны.

— Да ладно, чего прикидываешься, я же не Шальнов.

Тут дверь распахнулась, и в комнате возник Мишка собственнойперсоной.

— В самом деле, Зиночка, что за старикашка? —ласково пропел он. Зинка испуганно перевела взгляд с него на меня и сказаларастерянно:

— Я в ваши дела не лезу, и вообще…

— Зина, — сказал Шальнов, поймав ее заруку, — ты сама только что сказала, под горячую руку я могу и начудить.Давай не зли меня.

— Я ничего не знаю, — пискнула Зинка.

— Даже имя? Спорим, отгадаю с третьего удара?

— Пусти, придурок, — заорала она, но Шальновдержал ее крепко.

— Что за выражения… Ну, так как зовут благодетеля?

Взгляд ее метнулся в мою сторону, я пожала плечами:

— Да скажи ты ему, пусть подавится.

— Вот сама и говори.

— Он тебя хочет поколотить, а не меня, чего жнапрягаться.

— Ну, Катька, — взвыла Зинка, вздохнула и сказалапочти спокойно:

— Имя я не знаю, не помню, то есть какое-то старинное,вроде Герасима. У нее спрашивай, если очень интересно. Он звонил сюда, я трубкубрала, по голосу слышно, что старик, я Катьку подколола, а она сказала:денежный мешок и может на ней жениться. А теперь валите оба отсюда и чтоб я васбольше не видела.

Мы покинули комнату, Мишка насвистывал, а я с сомнениемпосматривала на него.

— Что у тебя за привычка кулаками махать?

— Я ж шутил, — удивился Мишка. — Вообще-то яна редкость добрый парень, меня обожают бабы и собаки.

— Идиот, — рявкнула я.

Мы вернулись за стол и просидели в молчании до часу ночи.Мишка за это время уговорил бутылку коньяка и начал что-то напевать себе поднос.

— Долго нам еще сидеть? — не выдержала я. Онвзглянул на часы.

— Наш шантажист явно не торопится. Вот что, поехалиотсюда.

— А как же?

— В записке сказано вечером, а уже ночь. Сидеть здесьдо утра мы не обещали. Дяде придется написать еще записку, глядишь, сваляетдурака, и мы его прихватим.

Эти рассуждения показались мне весьма сомнительными, новозражать я не решилась, потому что своих идей у меня не было, день оказалсячересчур насыщенным событиями, и я едва держалась на ногах, оттого очень хотелапоскорее покинуть это заведение. Уже стоя на крыльце, я вдруг вспомнила, что мына машине и Шальное, судя по всему, собирается сесть за руль, а между тем намоих глазах он выхлестал бутылку коньяка.

— Лучше нам взять такси, — заметила я, косясь вего сторону.

— С какой это стати? — удивился он.

— Ты ничего не слышал о том, что в подпитии за рульсадиться не стоит? — съязвила я, а Мишка в очередной раз обиделся.

— Это кто в подпитии?

— Ты, разумеется.

— Слушай… — сунув руки в карманы брюк, наставительноизрек он, но я перебила:

— Разумеется, ты можешь ехать на машине, а яотправляюсь на такси.

Мишка загрустил и сказал со вздохом:

— По-моему, это глупо.

— Это ты у нас лезешь в умники, а я человек скромный и…