Было прохладно, накрапывал дождь. Мишка, наверное, в целяхконспирации, желая придать нам вид влюбленной парочки, взял меня за руку. Вбейсболке и с этим рюкзачком за плечами он выглядел подростком-акселератом, акем выглядела я, ведомо одному господу. Скорее всего дурой, кем и являлась насамом деле. А кто еще полезет в клуб в шесть утра в компании парня, которыйнесколько дней назад вышел из тюрьмы? Впрочем, о том, как мы будем совершатьвторжение в чужую собственность, я старалась не думать и молча наслаждаласьпрогулкой.

К сожалению, она закончилась очень быстро, мне казалось, чтодо клуба идти довольно далеко, но Мишка существенно сократил маршрут,продвигаясь закоулками и проходными дворами. Через двадцать минут мы вышли кдвухэтажному зданию розового цвета, в следующем, стоящем вплотную к нему,находился клуб.

Мы нырнули под арку и оказались в крохотном дворике, слева устены громоздились штабеля ящиков, туда Мишка и направился. Не спеша отодвинулящики, и я увидела довольно большое окошко примерно в полуметре от асфальта,Мишка ударил ногой, рама вылетела с испугавшим меня треском, но ничего непроизошло, то есть никто не ворвался во двор и не сцапал нас на местепреступления.

Мой спутник сбросил в образовавшуюся дыру рюкзак, а затем снекоторым трудом и сам протиснулся в подвал. Я вертела головой во все стороны иотчаянно дрожала. Мишкина физиономия на мгновение появилась в окошке, и онмахнул рукой:

— Лезь сюда, я помогу.

Я неловко уселась на подоконник и принялась сползать впередногами, Шальнов подхватил меня на руки и через секунду прижал к себе, хотя могбы обойтись и без этого.

— Ты что делаешь? — прошипела я.

— Что? — удивился он, все еще не выпуская меня изрук, более того, сжимал в объятиях с увеличивающимся рвением.

— Не прикидывайся. Между прочим, ты муж моей сестры.

— Бывший. Заметь, она развелась со мной, когда янаходился в заточении, короче, по всем статьям поступила по-свински.

— Но это не повод…

— Слушай, а я тебе нравлюсь?

— Нет, конечно.

— Почему это? — Мишка разжал руки и даже отступилна шаг.

— А чего в тебе такого, чтобы мне понравиться?По-моему, ты совершенно несерьезный человек и вообще… сомнительный тип.

— Это я несерьезный? Да в этом городе нет парнясерьезнее меня. Тебе каждый скажет… Несерьезный. Скажи лучше, что у меня нетакая смазливая рожа, как у твоего Ильи, с которым ты в первый же вечероказалась в одной постели, хоть он всего-навсего сутенер.

— Я не оказалась с ним в постели, то есть… это клевета,и если ты еще раз скажешь что-нибудь подобное, я тебе глаза выцарапаю.

— Разумеется.

— Послушай, — опомнилась я. — Мы зачем сюдапришли? — Мишка подхватил рюкзак с пола, а я попыталась перевести разговорв совершенно иное русло:

— Где мы? Что это за здание?

— Обыкновенное здание. Видишь, окна заколочены,требуется реставрация. Дом в центре, желающих его приобрести немало. Я, кстати,был одним из них, хотел магазин открыть. Отдают его за символические деньги, норемонта здесь… Идем, я в свое время все тут как следует облазил, прикидывая,как и что следует перепланировать. В подвале есть общая дверь с клубом, должнобыть, когда-то был черный ход в переулок. Па-лыч дверь предлагал оставить, навсякий случай. Думаю, покойный не был лишен романтики, в детстве читал «ГрафаМонте-Кристо».

— В детстве его все читали.

— Точно. Но не у всех сохранилась любовь к потайнымдверям. А вот и она, кстати.

Мы уперлись в стену, в центре ее в свете фонаря, с которымшел Мишка, железная дверь без ручки выглядела точно заплата.

— Как ты собираешься ее открыть? — удивилась я,дверь выглядела несокрушимой. Мишка не стал отвечать, расстегнул рюкзак идостал какую-то железку, потом сунул мне в руку фонарь и сказал:

— Свети. — Он принялся возиться с дверью, а ястала проявлять беспокойство.

— Это не опасно? — не выдержала я. — Там ведьнаверняка сигнализация.

— Нет, насколько мне известно. Но, может, за семьмесяцев что-то изменилось. Сейчас узнаем.

Дверь неожиданно распахнулась, чуть не задев меня по носу, ая втянула голову в плечи, ожидая самого худшего, но ничего не произошло.

— Вот видишь, — удовлетворенно заметил Мишка, взялу меня фонарь и осветил дверной проем. Там стояли какие-то коробки, Шалъновпринялся осторожно их сдвигать, и вскоре образовался узкий проход, в который,однако, можно было протиснуться, что мы и сделали.

Следующую дверь мой спутник открыл с такой легкостью, что язаподозрила в нем профессионального грабителя. За дверью оказалось большоепомещение, в настоящий момент совершенно пустое, три каменные ступеньки вели кочередной двери.

— Это выход из подвала, — принялся объяснятьМишка, склонившись к моему уху. — Сейчас утро, и сторож скорее всего спит,но вдруг он исключительно честный человек и окажется как раз в этом коридоре всамый неподходящий момент. В этом случае сразу же уноси ноги. У него может бытьоружие. У ребят на стоянке оно точно есть, и дежурят они обычно по двое.

— Может, не стоит нам туда идти? — началапаниковать я.

— В следующий раз оставлю тебя дома. А сейчас слушайвнимательно, чтоб сторож нас врасплох не застал. Два уха хорошо, а четырелучше,

Он начал возню с дверью, а я прислушивалась. И эта дверьоткрылась с поразительной легкостью, Мишка толкнул ее, и очам нашим предсталдлинный коридор, лампочка горела лишь в самом его конце, создавая тревожныйполумрак.

— Идем, — позвал Мишка и сделал первый шаг.

Красный ковер скрадывал звук шагов, продвигались мы медленнои практически бесшумно достигли конца коридора, Мишка кивнул головой в сторонулестницы на второй этаж и уже было направился туда, как вдруг я увидела нечтотакое, от чего буквально приросла к полу.

Возле противоположной от лестницы стены сидел парень,привалившись к ней спиной, глаза его были открыты, но вряд ли он ими видел, иболоб и волосы у него залиты кровью. Ее было очень много, казалось невероятным,что это настоящая кровь, скорее клюквенный сок, дешевая бутафория.

— Мишка, — промычала я, хватая его за руку, иткнула в сторону сидящего. Мишка зло выругался и направился к нему, поднялладонь парня, чертыхнулся громче и тревожно огляделся.

— Что? — пробормотала я. — Он умер?

— Ага.