— Я никто по сравнению с тобой и твоими мал-ахим, — Мойя покачал головой и опустил глаза, — вы очень могучи.

— То, что я тебе показал — оно возможно, — вздохнул я, — но пока что всё идёт не так, как нужно. Понимаешь? Мы хотим хорошего будущего.

— Я всё сделаю, как ты скажешь, — ответил он, — только сумасшедший не послушал бы тебя увидев то, что видел я.

— Вот и отлично! — сказал я, — давай поступим так. Мы начнём с простых правил, которые помогут тебе сохранить жизнь твоим людям. Я расскажу их тебе. Ты можешь их даже не запоминать, я потом дам тебе их. Они будут записаны вашим языком на специальных пластинах, которые могут храниться тысячи лет. Ты сможешь сверяться с записями, когда это будет необходимо.

Мойя кивнул, продолжая пожирая меня глазами.

— Да ты садись, — я кивнул на ближайший стул, стоящий возле круглого стола в центре оперативной рубки, — как я сказал, разговор предстоит долгий.

Он осторожно сел, подобрав полы своей одежды.

— Смотри какое дело, — начал я, — твои люди оказались в новых условиях. Это понятно. Но иногда они ведут себя как совсем неразумные дети. Помнишь, как ещё на берегу моря два подростка поймали рыбу-камень и пытались зажарить её на костре?

— Помню, Яесть, — Мойя опустил глаза, — спасибо за твоё милосердие. Ты запретил есть рыбу без чешуи, и мы будем хранить этот запрет в поколениях…

— Вот и отлично! — улыбнулся я, — теперь вот что. После забоя скота твои люди подкармливают других животных остатками мяса и субпродуктов, добавляя их в заготовки травы. Это очень плохо.

— Мы не будем больше поступать так, — кивнул Мойя.

— Понимаешь, это может показаться хорошо, потому что скот больше набирает вес. Но на самом деле при таком способе мать можешь съесть своего ребёнка. А скот это всё-таки млекопитающие. Для них это очень вредно. В мясе есть такие… частицы, из которых оно состоит, — вот как объяснить на языке, где нет даже понятия «белок», не говоря о «прионах» опасность этого вида заболеваний? Я выкручивался как мог, — эти частицы могут заразить мозг животного. А потом попасть в молоко, из которого вы готовите блюдо. В котором даже мясо варите!

— Мы не будем варить молодняк в молоке, — сказал Мойя.

— И кормить скот мясом, — добавил я.

— И кормить скот мясом, — согласился он.

Разговор действительно вышел долгим. Мы обсуждали основы безопасной кулинарии, основанной на доступных в этой местности продуктов, и в первый день даже близко не успели подобраться к вопросам гигиены и эпидемиологии. Которые тоже были крайне важны.

Я отдал Мойе свою каюту, а сам решил пока поспать в рубке, на полу, и притащил туда матрас. На челноке было тесно; остальные жили в куда худших условиях, чем я, так что я не считал вправе ещё сильнее их уплотнять. Людям, которые так много времени проводят в столь необычных условиях, нужен хотя бы минимум комфорта. Так что лучше я потерплю какое-то время, которое займёт обучение Мойи, чем получу маленький социальный взрыв.

Кай, увидев мои манипуляции, не принимая никаких возражений с моей стороны, оттащил мой матрас в свою каюту и перестелил на него свою постель.

— Понимаю твои мотивы, — сказал он, доставая запасной комплект постельного белья, — но это неправильно. Команда не поймёт. Командир должен быть отделён от команды. Хотя бы так. Ты же читаешь «Книгу ветра и крови», там есть подробно об этом!

— Ладно, ладно, — сдался я, — твоя взяла. Ты прав.

— И этим людям нужен храм, — добавил Кай, как бы невзначай.

— О чём ты? — насторожился я.

— О храме, — как ни в чём не бывало продолжал напарник, — ты ведь понимаешь, что создаёшь религию?

Я растерянности опустился кресло возле рабочего стола. Действительно. Странно, почему мне не приходило это в голову раньше? Гайя/Катя настолько мастерски овладела искусством манипуляции, что за всё это время, обсуждая наши планы, мы ни разу не произнесли слова «вера» или «религия». Впрочем, это не удивительно, учитывая произошедшее между нами… но Кай, безусловно, прав. Хоть я и стараюсь объяснить Мойе суть своих рекомендаций, и он очень умён для этой эпохи, но большинство вещей он просто не понимает, потому что даже в языке нет близких понятий! Взять те же прионы. Уйдут годы, чтобы обучить его всему, а у нас просто нет этого времени. Поэтому мы и вынуждены прибегать к другим способам убеждения в своей правоте…

— Что, не думал об этом? — продолжал Кай, — Гриш, всё то, что ты делаешь, окажется тщетным без твёрдого фундамента. Этому народу нужен храм. Понимаешь?

Мойя впитывал информацию как губка. Удивительно, но за пару недель ему удалось проделать цивилизационный путь, который занимает у народов тысячелетия. Он разобрался в том, кто мы и чего хотим. Понял концепцию устройства вселенной. Во многом он даже рассуждать начал как современный мне человек. И это было очень хорошо: план Гайи работал. Принимая решения с позиции этих знаний, он передать нужные установки на многие поколения вперёд. И у земного человечества появится шанс.

Однако, с каждой нашей встречей, с каждым занятием, я видел, что он становится всё более напряжённым. И, пожалуй, даже грустным. В конце концов, я не выдержал, и спросил его прямо:

— Что происходит? Почему на каждое занятие ты приходишь так, как будто тебе это неприятно?

Мойя растерялся. Посмотрел на меня настороженно. Потом опустил глаза и ответил:

— Мне очень приятно получать новые знания. Но чем больше я понимаю, тем лучше вижу, что наши занятия выстроены по системе. И они рассчитаны на совсем короткое время, — он вздохнул, — я понимаю, что скоро мне придётся возвращаться к моему народу.

— Тебя это расстраивает? — настала моя очередь растеряться.

— Мне очень нравится ваш мир, Яесть, — ответил Мойя, — я бы очень-очень хотел там оказаться. Ты думаешь после того, что я узнал, мне будет просто жить в своём племени? Тем более что ты не даёшь мне новых знаний, которые позволили бы при моей жизни создавать такие чудесные вещи, — он обвёл рукой помещение, должно быть, имея в виду весь челнок, — ты только учишь, как поступать правильно в повседневности.

— Это важнее для выживания человечества, — пояснил я, — мы ведь говорили об этом.

— Понимаю, я всё понимаю, — Мойя вздохнул горестно, — но и ты меня пойми. Каково это, знать, что будет — но не иметь возможности к этому прикоснуться.

Я спокойно ответил на его взгляд. После чего сказал, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более уверенно:

— Ты ведь уже прикоснулся, Мойя, — ответил я, — никто из твоих людей больше этого не удостоился.

На его лице заиграла робкая улыбка. Он хотел что-то сказать, но в этот момент в оперативную рубку вошла Катя.

— Занимаетесь? — улыбнулась она, — молодцы!